А я хочу от Трех Миров спастися,
Что ум отверг, отбросить должен я.
Закон, что вы свершаете здесь жизнью,
Наследство прежних есть учителей,—
Я ж накопленья все хочу разрушить,
Закона не такого я ищу.
Подобного Закон мой не допустит.
И потому я медлить не могу,
И в роще мне не должно оставаться,
Чтоб бесполезный продолжать здесь спор».
Отшельники, услыша Бодгисаттву,
Всей правдой полновесные слова,
В основах превосходство разделений,
Почтением исполнились в сердцах.
В то время был там некий Брамачарин,
Который постоянно спал в пыли,
С запутанными был он волосами,
Одет он был в древесную кору,
Глаза его от гноя пожелтели,
Он полность истязаний проходил,
Тем, что зовется там «высокость носа»,—
Поднявши нос, на Солнце он глядел.
Он к Бодгисаттве с словом обратился:
«Ты, сильный волей, мудростью маяк,
Решивший выйти из границ рожденья
И знающий, что в этом лишь — покой,
Не жаждущий небесных благодатей,
Хотящий плотский лик разбить в веках,
Поистине чудесен ты по виду,
Как ты один такой имеешь ум.
Осуществляя жертвы пред Богами
И умерщвленья плоти проходя,
Готовим мы небесное рожденье,
Без смерти себялюбного «Хочу».
В том замысел еще себялюбивый,
Предельного ж спасения искать,
То — истинный учитель замышляет,
То — мастер просветленный восхотел.
Тебе — не подходящее здесь место,
Твой путь — на гору Пандаву идти,
Туда, где жив мудрец великий, Муни,
Арада Рама — имя есть его.
Лишь он увидел цель благоговений,
Закона око, правую мету.
Ступай же в место, где он пребывает,
И слушай, как толкует он Закон.
Научишься свершать его веленья
И в сердце возликуешь ты весьма.
Что до меня, твое решенье видя
И за покой свой собственный страшась,
Еще однажды должен отпустить я
Учеников, что следуют за мной,
Искать других и голову прямее
Еще держать, глядеть во все глаза,
Смочить свой рот, свои очистить зубы,
Покрывши плечи, лик мой озарить
И сделать мой язык подвижно-гладким.
Амриты так испив, росы живой,
Что ты даешь в кринице лучезарной,
Пучин неисследимых я бегу.
Ничто с тем во вселенной не сравнимо,
Не знали Старцы, Риши,— узрю я».
Услышав это слово, Бодгисаттва
Сообщества Отшельников ушел,
Они же, вкруг него ступая вправо,
Вернулись все на прежние места.
8. СКОРБЬ ВО ДВОРЦЕ
И Чандака скорбящий
Дорогой вел коня,
И шел, и горько плакал,
Души не облегчить.
С царевичем был ночью,
Отослан он теперь,
Приказано вернуться,
Держать домой свой путь.
Когда вокруг сомкнулась
Ночная темнота,
Он в духе колебался,
Решиться он не мог.
На день восьмой он прибыл
До города, и конь,
Скакун тот благородный,
Отлично поспешал.
Но, быстроту являя,
Вокруг себя смотрел,
Сомнительно искал он:
Царевич, где же он?
И ноги утомились,
Сгибаясь от труда,
И голова и грива
Утратили свой блеск.
Со скорбью в звуке ржанья,
Ни ночью он, ни днем
Не захотел напиться
Или травы поесть.
