Сердце Берналя стукнуло и провалилось куда-то в живот. Дело даже не в том, что Илирий угадал его мысли. Эка невидаль!.. Проклятый еретик слово в слово повторил строчку из поэмы, над которой бился юный кастилец. Внезапно Берналь почувствовал отвращение. Оскверненная Илирием, метафора показалась ему тусклой и напыщенной.
Нет! воистину, он…
— А третья мысль — ты считаешь меня дьяволом. Берналь, Берналь!.. Отпусти меня, и я исполню любые твои желания. Девушка падет в твои объятья, хочешь?.. У нее нежная кожа… как глупы поэты, толкующие о бархате и шелках!..
Песок, соль… Диас застонал и прикрыл глаза. Спать хочется!..
— …В карманах зазвенит золото, а люди восславят твои бессмертные творения.
При этих словах неудачливый поэт нашел силы улыбнуться:
— И даже зов кораблей?
— Нет. Заставить читать твои стихи не под силу даже мне. Но есть ведь презренная проза. Берналь! подумай!.. Ты станешь знаменит. Отпусти меня!..
В кустах зашуршало. Прислонившийся было к стене, солдат вскочил на ноги.
— А ну молчать! — возвысил он голос. — Святая Мадонна, я сумею заткнуть тебе глотку, нечестивец!..
Сон отхлынул. Берналь ощущал непонятное возбуждение и тревогу. Как истый конкистадор, он чтил Бога, а к врагу рода человеческого испытывал сложные чувства. Дьявол в его понимании был совершеннейшим противником — сильным и могущественным, учтивым и коварным.
Кем-то вроде Эрнандо Кортеса.
Ставни плотно прикрыты; в камине потрескивает огонь. Хозяин кабинета не любит ночной сырости: в походах он надышался свежим воздухом на всю жизнь.
Кортесу не спится. Злые мысли одолевают его, заставляя мерить шагами комнату. Всякий раз, как он проходит мимо стола, пламя лампы колеблется, и причудливые тени мечутся по стенам. Разгоряченный ум конкистадора видит в них перья и ракушки, украшающие тела индейцев. Ядовитую осоку и зловонный кустарник, в изобилии устилающий путь воинов Христовых.
Надо смотреть правде в глаза. Конкистадоры попали в отчаянное положение… но ведь где вход, там и выход, верно?..
— Ну, — не выдержал Кортес, — что скажешь, падре Алонсо? Чудеса — это ведь по твоей части?
Дремавший в кресле человек встрепенулся. Помассировал веки, хрустнул пальцами.
— Я думаю, — сказал он, — что нам не стоило уходить из Вера-Круса.
Кортес кивнул. В душе сорокалетнего инквизитора из Толедо жили две страсти: любовь к интригам и религиозный фанатизм. В малых дозах то и другое безвредно, однако Алонсо меры не знал. Когда инквизиторское рвение брало верх, на его лице резко очерчивались скулы, а щеки вжимались, словно целуя друг друга. Если же душа монаха обращалась к мирскому, нижняя губа капризно выдвигалась вперед. Еще ни разу Эрнандо не видел, чтобы эти гримасы уживались вместе.
— Сегодня утром мы должны встретиться с Морской Владычицей, — веско проговорил конкистадор. — Дать ответ на ее загадки или… или изгнать из крепости. Ее присутствие несет искус. Ты ведь знаешь, что такое солдат в походе?..
— Прожорливость медведя-шатуна, жадность крысы, похотливость козла. Я слышал, увещевания фрея Бартоломью возымели действие. Распутница прикрыла срам перьями и морскими раковинами.
Кортес плотно сжал губы. Вновь зазвучали беспокойные шаги.
…Следует оговориться: никто и никогда не мог назвать ханжой Кортеса из Эстремадуры. По крайней мере безнаказанно. Прелести принцессы волновали его в той же мере, что и любого мужчину.
Но раковины!..
О-о, эти раковины! В них-то и заключался кошмар, постигший армию конкистадоров. И в них же таилась надежда.
Чтобы отправиться в поход, Кортесу пришлось проявить воистину сатанинскую изворотливость. Губернатор, совет по делам Индий, король — все они требовали денег, денег, денег…
Кортес поставил на карту все свое состояние. Он опутал сетью интриг Амадора де Лареса — королевского бухгалтера; втянул в отчаянную игру губернаторов колоний. В результате одиннадцать кораблей под его предводительством отправились в путь и 13 марта (ах, несчастливая дата!) 1519 года высадили десант на поросшем пальмами мысе.
Конкистадоры основали город и назвали его Вилья-Рика-де-ла-Вера-Крус. Длинное мелодичное название, на случай, если их подвиги воспоют в песнях.
Чтобы не испытывать соблазна вернуться, Кортес приказал сжечь корабли. Часть войск осталась в Вера-Крусе, остальные конкистадоры двинулись дальше, вглубь материка.
С этого момента пошли чудеса. Местные жители никак не могли взять в толк, чего от них хотят страшные бородатые люди в железных шкурах.
В сущности, война — штука простая. Дело даже не в арифметике…[3] И не в технологии.[4] Война — это шагистика, логистика и дипломатия. К сожалению, индейцы не пользовались речью, а значит — их нельзя было искушать и предавать, водить за нос и манить ложной надеждой. Кроме того, они не носили одежды. Это обстоятельство казалось Кортесу самым опасным.
Вдумайтесь! Нет богачей и нищих. Нет арабов и евреев, мусульман и язычников, верных и неверных. Нет мельчайших трещинок, в которые так обожает вбивать клинья хитроумный капитан-генерал Кортес. Нет раскола.
Индейцы жили в раю. В раю, где с избытком хватало змей, но яблоки то ли размером не вышли, то ли сорт попался неподходящий.
Скрепя сердце Кортес написал доклад королю Карлу. Конкистадор надеялся, что вопрос разрешится сам собой. И в самом деле: есть Вера-Крус, есть обширные земли, есть переселенцы Старого Мира. Чего еще желать?
А туземцы… Ну что ж… Туземцы так и останутся тенями в ночи. Маленьким народцем. Колонисты будут оставлять для них плошки с молоком, вешать в сенях ножи, шептать обереги.
На крайний случай всегда есть мечи, не правда ли?.. Острые, холодные, но самое главное —
…План этот Кортес лелеял недолго. Ровно до того момента, как встретил первого человека, одетого в перья, ракушки и небольшую полотняную ленточку (на щиколотке левой ноги). А еще человек нес за спиной деревянный меч. С лезвием, составленным из острых обсидиановых пластинок.
Напомню еще раз: туземцы не носили одежды и не знали оружия. А значит, с жителями лже-Индии случилось нечто странное. К добру или худу — капитан-генералу предстояло это выяснить.
Вернувшись в Вера-Крус, испанцы обнаружили, что город пуст. Люди покинули его, лишь в городской тюрьме томился еретик Илирий. Кто он, откуда взялся — никто не помнил. Солдаты пожимали плечами, когда их спрашивали о греке.
Через несколько дней пришла Морская Владычица с посланием от ацтекского короля. Поскольку речью ацтеки не пользовались, послание было зашифровано в танце.
К сожалению, разгадать его испанцам оказалось не под силу.
— Визит Владычицы следует отложить, — осторожно начал падре Алонсо.
Капитан-генерал промолчал, и святой отец продолжил:
— Ее пляски не имеют смысла. В свой первый визит она скакала вокруг лагеря на одной ножке. — Губа Алонсо предательски дрогнула, но скулы взяли свое. — Искус?.. Несомненно! Нам пришлось отдать приказ о недопустимости плотских сношений с местными… м-м-м… жительницами нехристианского вероисповедания.
Кортес опять промолчал.
— А потом? — Понсе сплюнул. — Что за мерзость, прости господи!.. Знать бы…
