тебе надо? Ну что, может, начнем говорить по-русски?
— Я не резервист.
— Как тебя зовут?
— Заза.
— А его?
— Тамаз.
— Заза, ну спроси Тамаза. Он же резервист?
— Что он говорит?
— Он не умеет говорить русский.
— Ну, пусть говорит по-грузински, а ты переводи.
— Если резервист не идешь, Саакашвили четыре год дает. Турьма.
— А что вы должны делать? Приказ какой?
— Приказ кто дал? Он. Саакашвили.
— Сам? Или грузинский офицер, наверное, приехал?
— Да, да.
— Где он, этот грузинский офицер, Заза? Когда он приезжал?
— Прошлый год.
— С прошлого года резервисты?
— Да.
— И оружие вам выдали?
— Да.
— Ну и где ваше оружие, ребят?
— Там оставили. Не дома, там. Где был. Офицер.
— А офицер где живет?
— В городе.
— А как называется город?
— Ну, это… Гори, или как там. Терани
— А танки где, Заза?
— Он говорит, не было танков.
— Не было танков? А что же нас сегодня, горохом из трубочки обстреливали? У вас приказ какой был?
— Ну, как стройбат, такой войска примерно.
— А что строили?
— Ну, так, работали, лопата.
— Траншеи рыли?
— Окоп, да.
— А где рыли?
— Не знаю. Он резервист. Один неделя был. И назад. Он говорит, нету в американской форме. Никто в село не приезжает.
— Нет, ребят… Не хотите вы говорить. Слушай, Заза, мы же завтра вперед пойдем, да?
— Да.
— А ты думаешь, ты здесь останешься? Бока в «Камазе» отлеживать?
— Да.
— Нет, дорогой. Ты первым пойдешь. Наши солдатики завтра пойдут на штурм, а ты перед ними пойдешь. На первом танке. Будете нашими проводниками. Мы тебя привяжем к носу БМП, тебя и Тамаза, и вас свои же первыми и сожгут. Видел, как сегодня танк горел?
— Да.
— Вот завтра в таком же танке ты гореть будешь. Вот до рассвета несколько часов осталось, вот вам несколько часов и жить. Хочешь этого?
— Да, да!
— Правда хочешь?
— Да! Хочу!
— Ну, завтра пойдем.
Понятно, что никто их никуда привязывать не будет. Представляю, какая была бы картина по всему миру — русские прикрываются щитом из заложников — мирных жителей. Хотя провалятся сутки со связанными руками в кузове при плюс тридцати тоже то еще удовольствие.
Комедия начинается по новой: «Ну, так, где танки, Заза?» «Лопата Саакашвили дал» Все ржут в полголоса. Какая-никакая, а развлекуха. Впрочем, мне надоедает:
— Оружие в селе есть?
— Да.
— Какое?
— Пулеметы, гранатометы, автоматы.
— Сколько?
— У резервистов.
— Завтра опять стрелять будут?
— Да.
— Где огневые точки? Окопы где?
— Нет окопов. Там деревья. На деревьях эта… стояли. Поселок.
— Откуда стреляли?
— Поселок.
— Резервистов сколько?
— Триста.
— И у всех оружие?
— Да.
— Мне кажется, ты врешь…
— Поселок. На деревья. Там.
Ладно, никакого толку здесь не будет. Снегу они и так уже рассказали все, что знали — а не знали они, похоже, ни черта — и больше из них ничего не вытянешь. А Снег информацией делится, не будет. Он вообще к прессе настороженно относится.
Решаю все же попробовать поспать. Слышу, как пленных связывают обратно:
— Не туго?
— Нет.
— Точно нормально? А то смотри, без рук останешься.
— Нормально. Хорошо.
Тамаз осмелел настолько, что решается попросить водки — похмелье у него, видимо, дикое. На что ему отвечают, что он совсем уже обнаглел. Живой, иголки под ногти никто не загоняет, сигарет дали, свитер дали, так сиди не рыпайся. Все-таки ваши по нам сегодня весь день долбили. И завтра еще будут.
Триста резервистов с гранатометами… Однако…
Танки стягиваются в село всю ночь. А под утро идут на нас. Свет прожекторов, дергаясь, ползет по улице к перекрестку и выползает на мост. А на мосту какая-то сволочь стоит и машет им фонариком. Долбаные резервисты! Какую подляну затеяли!
Вскакиваю и бегу куда-то. Навстречу бегут ямадаевцы. Разворачиваюсь и бегу с ними. Кто-то залегает