сего.
В Медину караван вошел через западные ворота. Широкая улица с большими красивыми домами упиралась в просторную площадь. Сюда приходят караваны, здесь они размещаются, здесь идет торговля. На трех рынках торговали хлебом, дровами и скотом.
У ног крутились мальчишки, назойливо предлагали воду и финики.
Мехмед купил воды для себя и Элиф.
Вода была вкусная. Мехмед выпил много и вдруг почувствовал, что устал. Захотелось лечь и заснуть, не дожидаясь ночи. Но нужно было искать пристанище. Осман-бек выбрал дом-дворец, с фонтаном и двумя садами. Когда Осман-бек отсчитывал деньги, у Мехмеда дрожали руки.
— Эфенди! — Мехмед грохнулся перед великим муфти на колени. — Эфенди, зачем нам дворец, пойдемте в караван-сарай… Эфенди! Я не знаю, почему вы не хотите освободиться от своих трех теней, но, Осман-бек, эфенди! Поберегите свое золото! Они берут три золотых за один день жизни… А вдруг деньги кончатся!..
— Мехмед! — Осман-бек положил ему на плечи свои узкие руки. — Благодарю тебя, Мехмед! Аллах воздаст тебе за твое сердце. Ты прав. У меня осталось немного, но осталось… Я хочу отдохнуть в городе пророка и подумать… Я запрещаю тебе враждовать с моими тенями… Так должно быть. И чтобы ты никогда не заговаривал об этом, я открою тебе: жизнь моя в руках падишаха. Пусть ничто тебя не мучит, Мехмед! Погляди, разве я отчаиваюсь? Сходи на базар. В Медине самые сладкие в мире финики!
Глава четвертая
Они ели финики лучших сортов: джаляби, хильва, берни, джады, байд, лобана…
В мечеть Эль-Харам они вступили, как и положено, через двери Баб-эс-Салям с правой ноги.
Впервые за весь хадж в Мехмеде затрепетала таинственно живущая в нем птица. Он готов был хоть сейчас же лечь лицом на мраморные плиты пола и умереть от восторга.
Золотые украшения на порфирных колоннах отмечали место, где находилась мечеть пророка. Слева от этих отметок — место бывшего дома Магомета Роуда-э-Мотаххара. Теперь это высокая бронзовая решетка с шелковыми завесами, увенчанная высоким зеленым куполом. За решеткой гробница пророка и первых двух халифов, Абу-Бекра и Омара.
Забыв об эфенди и об Элиф, Мехмед приблизился к Роу- да-э-Мотаххара и опустился на колени.
Святилище окружали эмиры в зеленых одеждах. Мехмед услышал слова молитвы и стал повторять их, веруя в силу каждого из этих слов.
— 'О пророк! Да будет с тобою мир аллаха, милость аллаха и его благодать. Мы, твои друзья, о пророк аллаха, являемся перед тобою из далеких стран. Мы подверглись опасностям, испытали великие трудности, шли во мраке ночи и днем. Мы желаем воздать тебе должное, испросить благодать твоего посредничества, потому что наши грехи погнули нам спины, а ты испросишь нам милость у того, кто исцелит нас. О пророк аллаха, просим тебя о посредничестве, посредничестве!'
Вдруг Мехмед почувствовал, что его настойчиво подталкивают в спину. Он очнулся и понял, что от него хотят: пришла его очередь посмотреть в окошко Магомета. Он посмотрел. Гробницы Магомета, Абу- Бекра и Омара были закрыты зеленым шелковым полотнищем, сверкающим от изобилия золотого шитья и драгоценных камней.
Они наконец встретились: Осман-бек, Элиф и Мехмед, — каждый молился в одиночестве. Пошли к гробнице дочери Магомета и жены Али — Фатимы. Здесь на открытой площадке размещался крошечный сад Фатимы. В нем росло двенадцать смоковниц, плоды которых дарят султанам и продают богачам.
Они выпили солоноватой воды из колодца пророка и покинули мечеть Эль-Харам, выйдя из мечети с левой ноги.
На главной улице было тесно. Верблюды шли в три ряда.
От народа пестро.
— Твоя работа, Мехмед! — сказал Осман-бек, кивнув на скопище людей и животных.
Мехмед удивился:
— Моя?
— А чьи меткие пули отворили дорогу из Ямбога в Медину?
— Мои!
— Нам повезло, — сказал Осман-бек, — в Эль-Харам народа было немного. И теперь, пока паломники не затопили Медину и окрестности, поспешим поклониться и другим святыням.
На лошадях они съездили в мечеть Коабы, где пророк молился по прибытии в Медину, и в мечеть Эль-Киблатеин с двумя алтарями. Один алтарь обращен к Иерусалиму — так пророк молился в начале своего святого прозрения, другой алтарь обращен к Мекке. Лицом к Мекке обратился Магомет, отвернувшись от Иерусалима.
На мединское кладбище, где похоронен третий халиф Осман, они едва протиснулись. Паломники, прибывшие из Ямбога, успели отдохнуть после тяжелой дороги и толпами брели от святыни к святыне. Здесь были и турки, и персы, и бухарцы, и египтяне, и негры, и арабы. Тут были суниты[63], для которых основа веры — коран и предание о жизни пророка и святых халифов — Абу-Бекра, Омара, Османа и Али. Тут были и шииты[64], которые из четырех халифов святых признают только Али. Троих первых они отвергают как узурпаторов. Тут были и те шииты, которые ставят халифа Али выше пророка Магомета, ибо аллах сказал Магомету: 'Если бы не ты, я не создал бы небес, но если бы не Али, я не создал бы тебя'. Здесь были дервиши многих сект, и все верили в аллаха и в Магомета, но по-своему, и никто не хотел примириться друг с другом.
Когда пророк Магомет умирал, он попросил подать перо, чтобы написать завещание. У изголовья пророка стоял Омар, и Омар отказался выполнить просьбу Магомета. Он боялся осложнить веру лжетолкованием.
— Нам довольно божьей книги! — таков был его ответ пророку.
Но коли книга существует, а у книги есть читатели, толкований не избежать.
Халиф Али, ссылаясь на коран, проповедовал: 'Кто любит меня, — говорил пророк, — тот должен любить и Али. Я, Али, — живое божье слово'.
Али был сподвижник Магомета, он был женат на его дочери Фатиме, но его так долго отстранялп от власти, и он так долго боролся за власть, так много говорил о своей святости и так истолковывал коран, что в конце концов разодрал ислам надвое.
Мехмед прокладывал дорогу в толпе, стремясь пробиться к могиле Османа, но вдруг толпа отшатнулась, опрокидывая напиравших сзади. Мехмед устоял, толпа разбилась о него, как вода разбивается о камень.
Возле гробницы Османа дервиши избивали четырех персов. Персов повалили на землю, стащили с них башмаки, и дервиши, повернувшись к толпе, показали эти башмаки. Тот, кто умел читать, прочитал на подошвах персидских башмаков: 'Осман', 'Омар'.
— Шииты попирают ногами святыни!
И толпа ринулась к лежащим на земле. Взлетели в воздух куски одежды, замелькали окровавленные руки. Рев, смерть, бешенство.
Мехмед пятился назад, прикрывая собой Элиф и Осман-бека. Когда они выбрались из толпы, ноги у Осман-бека подкосились, и он сел возле чьей-то могилы. Элиф стошнило.
На кладбище ворвались турецкие солдаты.
Мехмед одной рукой подхватил Элиф, другой Осман-бека, выволок их с кладбища, и они кое-как добрались до своего дворца.
Их ждал плов, дымящийся, ароматный, но Элиф слегла, п Осман-бек тоже заперся на своей половине.
Мехмед пригласил хозяина дома разделить с ним еду, но хозяин отвесил множество поклонов
