Владимир Матвеевич. – Молодежь поняла, что в «белые воротнички» попасть сложно, потому что главный работодатель в городе – «Норникель» – имеет возможность нанимать лучших менеджеров из других регионов. Вот люди и идут в рабочие, зарплаты неплохие – 35—70 тыс. У ПТУ с «Норникелем» тесные связи, после учебы трудоустраиваемость почти стопроцентная. Поэтому многие вместо Норильского индустриального института, где, честно говоря, готовят «никаких» специалистов, идут в ПТУ».
Впрочем, для городов с градообразующими предприятиями рабочий путь очевиден. В центре России преодолеть пренебрежение к рабочему званию куда сложнее. Вячеслав Приваленко с Красногорского завода имени Зверева рассказывает, как трудно убедить подмосковную молодежь пойти на завод. «Совместно с красногорским колледжем мы объявили специальный набор для подготовки станочников широкого профиля по управлению станками с цифровым программным управлением, – делится заместитель директора предприятия. – На начальном этапе станочники зарабатывают 30 тыс. руб., специалист высокого класса рассчитывает на зарплату не менее 60 тыс. руб. Но результат был плачевный: не смогли укомплектовать группу из 15 человек».
Чтобы хоть как-то пополнить ряды своих рабочих, Вячеславу Приваленко приходится идти на ухищрения. Делегации с завода ездят в соседние воинские части, приглашая служивых после дембеля приходить на завод. Зовут и иногородних. Во время полугодовой учебы завод платит стипендию – около 12 тыс. руб. – и бесплатно кормит. Плюс бесплатная медпомощь, общежитие и другие социальные привилегии. Для самых дефицитных специальностей стипендия повышенная – 15 тыс. руб. Тем не менее статистика неутешительная: завод ежегодно принимает на работу около 500 человек, а выбывают с него 550—600 рабочих – главным образом в связи с выходом на пенсию.
Гендиректор «Металлоптторга» Андрей Сорочайкин рассказывает о своих наблюдениях за вырождением рабочего класса: «В 1997—1998 годах, когда высшая школа открыла двери для коммерческих студентов, на это наложилось еще и то, что в институте можно было откосить от армии. Плюс в это время рабочим на заводах зачастую ничего не платилось. Все это сбило с панталыку целое поколение сегодняшних 15—25-летних: они морально не готовы идти в рабочие».
«Чтобы общество относилось к рабочим специальностям с уважением, нужна соответствующая государственная идеология, – уверен член Совета федерации, бывший министр труда и социального развития России Александр Починок. – В Америке, например, пропагандируется в кино, что человек в любой профессии может достичь высот. Уборщик мусора или профессор – если ты лучший в своем деле, ты в почете».
Пенсионер Василий Шандыбин, экс-депутат и потомственный рабочий, называет еще одну причину падения гегемонии пролетариата: «Престиж рабочего класса должны поддерживать профсоюзы. А у нас профсоюзы дают согласие на увольнения, сокращения пролетариата. Если, например, объединить дворников и они неделю не будут выходить на работу, Москва зарастет грязью. Но рабочие запуганы. Когда находится среди них лидер, найдут предлог, уволят его».
Впрочем, ученые считают, что все дело именно в квалификации рабочих: настало время брать не числом, а умением. «Развитие экономики везде ведет к тому, что доля рабочих сокращается, – убежден ученый-экономист, директор центра трудовых исследований Высшей школы экономики Владимир Гимпельсон. – И в России доля рабочих должна сокращаться, ведь у нас гораздо выше доля неквалифицированных рабочих, чем, например, в Западной Европе. Я всегда говорил, что дефицита рабочей силы у нас нет. Просто многие предприятия платили низкую заработную плату и вопили, что к ним не идут».
«Жизненную успешность человека определяет не уровень образования, а уровень его мастерства, – убежден президент Союза директоров средних специальных учебных заведений России Виктор Демин. – Вузы готовят теоретиков, которые не умеют еще работать, не бывали на предприятиях. Выпускники колледжей во время учебы провели до 70% учебного времени на производстве, поэтому на рынке труда у них большие шансы. Став мастером, наш выпускник может пойти в вуз, как, кстати, половина из них и делает. И там они становятся лучшими студентами, потому что уже знают свою специальность на практике».
Если ПТУ в общественном сознании остались социальными отстойниками, за колледжами такой репутации нет. Согласно статистике за 2007 год, заведения среднего (колледжи) и начального (ПТУ) профессионального образования выпустили одинаковое количество учащихся – почти по 660 тыс. человек. Но если выпускников ПТУ с 1992 года стало меньше примерно на треть, то в сфере среднего специального образования этот показатель стабилен и даже немного растет.
Директор санкт-петербургского колледжа телекоммуникаций Сергей Бахарев рассказывает, что его выпускники на рынке труда востребованы гораздо больше, чем вузовские, потому что умеют работать. На 300 выпускников – 1200 вакансий. «Чтобы установить прослушивающие устройства (это умение предполагает специальность «защита информации»), не нужно учиться пять лет, то же самое и с программистом и другими специальностями, – говорит Бахарев. – Достаточно короткого интенсивного образования, практического, поэтому 50% времени студентов колледжа посвящено практическим работам. Именно навыки и умения торгуются на рынке труда. А теория торгуется на рынке науки или образования».
Впрочем, сам поборник ценности среднего специального образования признается, что 80% его выпускников, уже работая, поступают в вузы – для престижа. По мнению Бахарева, эти вопросы статуса высосаны из пальца. «Разграничивать рабочие и нерабочие специальности уместно, если мы хотим делить народ на быдло и небыдло, – горячится Бахарев. – Изначально неправильно предполагать, что должны быть белые воротнички и синие. Должно быть направление деятельности, по которому человек может дойти до определенного уровня. А уж где он остановится в своем образовании – это зависит от самого человека».
Действительно, только в стране победившего пролетариата даже рабочий, всю жизнь отстоявший у станка, все делал для того, чтобы его дети поступили в вуз, а в царстве капитализма престижным было то, что приносит деньги. На Западе многие из тех, кто работает руками, совмещают это с малым предпринимательством. Например, во Франции булочные – это чаще всего семейные предприятия. Владелец сам закупает сырье и привлекает клиентов, и он же встает в четыре утра, чтобы выпечь хлеб. И в профессиональный праздник его поздравляет президент страны.
Нашим предпринимателям, не гнушающимся ручным трудом, подобные почести пока не оказываются. Но это им, похоже, особенно и не нужно. Вот, например, у Дмитрия Н. торговая точка на маленьком строй-рынке возле подмосковного Высоковска. Но он не только продает металлочерепицу, а еще и не забывает профессию кровельщика: сам кроет крыши и монтирует мансардные окна. Результат – новый японский пикап для работы и еще внедорожник подороже для других целей. Плюс собственный большой коттедж. $1,5 тыс. за три дня кровельных работ – совсем неплохо. Даже многие заказчики, дачники из Москвы, завидуют.
Часть 3
СВОБОДНЫЙ ТРУД, ИЛИ ВСЕ ПО ДОМАМ!
Рынок труда меняется не только количественно, но и качественно.
Развиваются формы занятости, не связанные с определенным работодателем или с отсиживанием положенных часов в офисе (фриланс, временная и удаленная работа). Хорошо это или плохо, покажет время. Возможно, это ничто иное, как скрытые формы безработицы. А может быть, это ростки новых форм отношений между работодателем и работником – отношений равноправных партнеров, а не хозяев и «наемных рабов». Ведь во всем мире на смену «человеку организации» приходит «сам себе работодатель» – нечто среднее между индивидуальным предпринимателем и свободным художником.
Впрочем, это касается не всех отраслей. Работника градообразующего металлургического комбината вряд ли утешит перспектива стать фрилансером или надомным работником.
