— В этом масле есть сирень, жасмин и мускус течной оленихи.
Слова, обозначавшие ингредиенты, взволновали меня. Сирень, жасмин и мускус, сказала я себе. «Сирень, жасмин и мускус, я должна. Сирень, жасмин и мускус, я должна».
Это звучало как заклинание. Как самые сексуальные слова в английском языке.
— Произнеси, — велела она
Я едва могла дышать.
— Произнести что?
— Скажи это вслух. — Кончиками пальцев она обвела мои соски.
— Я хочу пойти прямо сейчас.
— Скажи больше.
— Я хочу пойти и увидеть Эксли. Я хочу его. Хочу, чтобы он прикоснулся ко мне, как ты.
— Теперь одевайся и иди так быстро, как только можешь.
Я уже была в дверях, когда Лурдес Пинто окликнула меня:
— Если не достанешь ландыш, сюда не возвращайся. Никогда не попадайся мне на глаза, или я тебя убью собственными руками.
Ландыш майский
(convallaria majalis)
Я приблизилась к лачуге Эксли с максимальной осторожностью, так как Армандо с Лурдес предупредили меня, что он знаток магии растений. Его нельзя недооценивать. Армандо с Лурдес сказали, что я узнаю ландыш по его запаху, что он пахнет, как сексуально озабоченная женщина. Эксли, вероятнее всего, сидит где-нибудь поблизости. Я не была уверена, что узнаю запах возбужденной женщины, но они меня убедили, что этот запах не сравним ни с чем в мире, и я моментально его узнаю.
Держа хижину в поле зрения, я решила сделать смелый шаг. Я подошла прямо к входной двери и совсем уж было собралась постучать, но остановилась. Несмотря на то что было жарко и светило солнце, от лачуги исходил влажный отвратительный запах дрожжей и плесени.
Деревянная дверь, когда-то покрашенная в бледно-голубой цвет, теперь облупилась и, казалось, прогнила и поросла густой, пушистой, с черными пятнами плесенью. Дерево выглядело таким мягким, как будто, если постучать костяшками пальцев, доски провалятся внутрь или просто обратятся в труху.
Я подкралась к окну, заглянула внутрь и отпрянула, увидев Эксли. На старом деревянном колониальном стуле с прямой спинкой он сидел посредине комнаты, где не горел свет и куда не проникали солнечные лучи. Ландыш стоял рядом на столе. Он, словно зная, что я приду, сторожил растение.
Я глубоко вздохнула и прильнула к оконному стеклу. Эксли выглядел заметно изменившимся по сравнению с тем последним разом, когда я видела его. Волосы отросли и поредели и по цвету были ближе к белому, чем к серебристо-пепельному, который я помнила. Не придумала ли я это серебристое сияние в своем воображении? Хуже всего было то, что он сидел, уставившись в никуда и оскалив зубы в странной гримасе, — нечто среднее между улыбкой и ухмылкой.
Я оперлась о стену дома. Мне отвратительно было даже представить, что я могла желать это существо, сидящее в заплесневелой лачуге.
— Лила, я так рад, что ты вернулась, чтобы увидеть меня.
Голос Эксли прозвучал для меня как удар хлыста. Я выпрямилась и отбросила волосы со лба назад.
— Я как раз собиралась постучать.
— Но ты стоишь у окна?
— Не была уверена, что ты захочешь видеть кого-нибудь.
— Ты ведь знаешь, что тебе я всегда рад, где бы ни был. Но из чистого любопытства, откуда ты узнала, где я?
— Друг рассказал.
— Ты имеешь в виду, черный друг. — Он намекал на пантеру-ягуара
— Очень хорошо. Я здесь, потому что мы не закончили разговор на рынке.
— Кассирша ведь прелестная женщина, ты согласна?
— Ты исчез. Как тебе удалось выбраться из подвала?
— Армандо, должно быть, рассказал тебе, как я это сделал. Я даже оставил улику. Вполне по- джентльменски.
— Цикорий?
— Cichorium intybus, если быть точным. Растение невидимок.
— Ты нашел то, за чем приехал сюда? Те два растения, которые погибли?
— Я так давно один, Лила. Мне нужна компания. Входи и выпей чаю. Мы можем поболтать и кое-что обсудить.
Я подошла к двери. Ему не надо видеть, что я колеблюсь.
— С удовольствием.
— Извини, здесь не очень удобно. Не было времени убраться по-настоящему. — Он взял чайник с водой и поставил на горелку.
Хижина была похожа на помойку, но я постаралась не думать об этом.
— Замечательно. — Я внимательно оглядела каждый сантиметр комнаты. Мои глаза наткнулись на клетку с шумными грызунами в углу.
— Они нужны мне, чтобы оттачивать свое умение выслеживать, — произнес он из дальнего угла хижины. — Конечно, не очень классно. Не самый удачный способ привлечь даму.
На грязном полу, прямо под столом с ландышем, я заметила уродливый корень мандрагоры. Все увиденное напомнило мне о Диего. Образ его, больного, полумертвого, не позволил мне рвануться к двери. Ландыш был высокий, здоровый, и было очевидно, что за ним хорошо ухаживали. Я также уловила слабый запах конопли, а на чрезвычайно грязном подоконнике увидела пурпурную глоксинию. Эксли, по-видимому, сильно продвинулся в своем поиске девяти растений.
Он вернулся с чаем и передал чашку мне. Ногти на его левой руке были длинные и грязные, а на правой — короткие и чистые. Край чашки был скользким и грязным. Я поднесла ее к губам и сделала вид, что отпила, хотя даже не притронулась к ней.
Он сел на тот же стул с прямой спинкой.
— Я сожалею, Лила, насчет прачечной. Я хотел сказать тебе это, но как-то сразу не получилось, когда увидел тебя на рынке. Да, я использовал тебя, чтобы добраться до растений, и за это извиняюсь. Это то, зачем ты пришла?
Я совсем не ожидала, что он будет извиняться.
— Даже после отвратительной истории с прачечной я всегда знал, что ты вернешься. Я знал, что, если я прожду достаточно долго, если у меня хватит терпения, ты вернешься ко мне. Я на это очень рассчитывал.
— Что заставило тебя думать, что я вернусь?
— Когда дело доходит до девяти растений, может случиться все что угодно. Любые поступки в стремлении их достать в конечном счете простительны. Когда мы встретились впервые, ты этого не знала. Но теперь я уверен, что ты поняла и простила меня. Кроме того, нам было так хорошо вместе. — Он щелкнул длинным ногтем по чашке. — У нас взаимное притяжение.
