убил бы, а может, и того хуже.
Голос Армандо звучал твердо, но я чувствовала, как подрагивает мускул на его руке, за которую я держалась. Его нервозность смущала и расстраивала меня.
— Чего ты хочешь?
— Ландыш мой.
— Забудь о нем. Ландыш разрезан и сварен. Он уже в теле Диего Пинто, лечит его, для чего и был всегда предназначен.
— Тогда я убью Диего, чтобы извлечь из него ландыш.
— Ты пальцем его не тронешь, — сказала я, внезапно выйдя из ступора. Я уже все мозги поломала, пытаясь вспомнить, есть ли в доме ружье, нож или вообще какое-нибудь оружие.
— Чего еще ты хочешь? — спокойно спросил Армандо, зная почти наверняка, что скажет Эксли, прежде, чем тот открыл рот.
— Лила моя!
— Я не твоя.
— Ш-ш-ш-ш, — произнес Армандо.
— У себя в хижине я уже почти вернул ее, если бы тогда ты не влез к ней в мозги.
— Она человек, а не марионетка.
— Вот поэтому-то я здесь. Я разорву нити, которые ты используешь, чтобы держать ее на привязи. Нити, которые связывают вас — Он поднял изогнутый ржавый мачете.
— Какие нити? О чем он говорит?
— У нас с тобой есть внутренняя связь, линии, которые нас связывают, такие же, как ты видела у дерева.
Внезапно одним стремительным движением Армандо кинулся на пол, увлекая меня за собой и закрывая своим телом. Я услышала свист ножа, рассекающего над нами воздух. Я завизжала, и в этот момент Армандо толкнул меня с такой силой, что по скользкой мексиканской плитке я проехала через всю комнату в противоположный ее конец.
Армандо поднялся как раз в тот момент, когда Эксли вновь замахнулся мачете, а так как он был ростом чуть меньше двух метров, то оказался намного выше и сильнее Эксли. Одним легким изящным движением, столь обманчивым при его размерах, он схватил Эксли за запястье и крутанул несколько раз так, что мачете со свистящим звуком разрубил воздух. Всей своей массой Армандо пихнул его прямо к висящему под потолком розовому пинату-ослику. Он развернул Эксли так, что тот несколько раз ударил мачете по ослику, разрезая многочисленные слои папье-маше, словно масло. Когда пината развалился на части, Армандо отпустил руку Эксли и торопливо перебежал через комнату. Из пината вывалились сотни скорпионов и приземлились прямо на макушку Эксли. Он истошно закричал, когда доисторические хвосты начали хлестать его, впрыскивая яд. От безумной боли он бессмысленно размахивал мачете, пытаясь поразить скорпионов, покрывающих его тело, вновь и вновь протыкая и раня себя своим собственным ножом. Скорпионы были везде в волосах, на теле и на лице, они спускались на грудь и заползали в одежду, насыщая его тело новым ядом, пока он, наконец, не рухнул на пол. Я наблюдала за ним из угла комнаты и дышала так, словно только что участвовала в марафоне. Я смотрела, пока он не перестал дергаться, не перестал визжать, стонать и кричать. Смотрела, пока он не замер на полу, покрытый кровью и скорпионами.
Армандо взглянул на меня:
— Помнишь, что кричат дети?
— «Разбей пината, тогда не будет завтра».
— Верно. Всегда слушайся детей. Так или иначе, они всегда правы.
Под жестоким грузом последних двадцати четырех часов мое тело и сознание начали распадаться. Последний, кого я запомнила, был Армандо, бережно несущий, а потом так же бережно укладывающий меня на что-то темное и мягкое. Я проспала два дня.
А когда проснулась, мы с Армандо пошли прогуляться по травянистым холмам прямо у океана.
— Правда, что вы никогда не искали девять растений? Мне надо знать.
— Да. Тут Эксли был прав. Конечно, у меня множество черенков девяти растений.
— Почему же вы сразу не рассказали мне, что надо искать? Почему просто не попросили помочь вам найти безымянное растение страсти?
— И ты бросила бы свою жизнь в Нью-Йорке? И стала бы искать так же долго и так же старательно?
— Нет.
— Вот потому-то и не попросил.
— Но ведь вы заставили меня чувствовать такую страшную вину из-за прачечной и растений.
— Ты была нужна мне, чтобы найти безымянное растение страсти. Твое сильное чувство вины было моей последней надеждой. Это единственное, что могло заставить тебя приехать в Мексику и искать растения. Я счел неожиданной удачей то, что из-за тебя обокрали прачечную.
Мы немного посидели молча, наблюдая, как рыбаки вытягивают длинные сети.
— Когда мы впервые встретились, ты сказала мне, что не любишь свою работу и если бы могла заняться тем, чем хочешь, то скорее всего выбрала бы опасные приключения, любовь и деньги. Помнишь?
— Помню.
— Ты получила все, о чем мечтала?
— Не знаю.
— Приключения?
— На десять жизней.
— Нашла любовь?
Я подумала о нас с Диего и Армандо с Сонали.
— Да, нашла.
— Деньги?
— На этот счет не совсем уверена.
Армандо открыл кожаную сумку и вытащил оттуда маленький черенок.
— Он от растения страсти. Насколько мне известно, в настоящий момент мы единственные обладатели редкого вымершего растения. В мире не осталось больше ни одного, и цена его очень высока. Возьми этот черенок, и он принесет тебе целое состояние.
— Зачем вам так нужен был цветок страсти?
— У меня есть все, что мне нужно, кроме счастья Сонали. Единственная вещь, которая что-то значит для нее, да и для меня тоже, — безымянное растение страсти.
Теперь Сонали будет счастлива. А у меня будет все, о чем я мечтал.
— У меня еще один вопрос.
— Давай.
— Как вы поняли, что, однажды попав в Мексику, я смогу найти его?
— Я ведь проверил тебя огненным папоротником. Из тысяч людей, с которыми я встречался в прачечной, из всех людей, с которыми знакомился и разговаривал, всего лишь десять получили огненный папоротник для укоренения. Из этих десяти только ты смогла его укоренить. Да и вообще ты мне понравилась. Поверь мне, нас бы здесь не было, если б не понравилась. Очень трудно отправляться в опасное путешествие с тем, кто тебе не симпатичен. Особенно в моем возрасте.
— Сколько вам лет?
Армандо засмеялся:
— Посмотри на холмы вон там вдали.
— А что, если бы я не нашла растение страсти?
— Мы оставались бы здесь до тех пор, пока не нашла. — Голос его был холодным и безжалостным. — Растение страсти — десятое растение. Начало нового цикла. Это часть твоей собственной мифологии и легенды. Цветок страсти — твой вклад в легенду.
