индейца, так и домой, на Южный полюс, к принцессе Нануме!
Дождавшись темноты, друзья начали копать. Копали попеременно — сначала Билли, потом Тамино, потом опять Билли, и так далее.
Прошло, наверное, минуты тридцать четыре, не больше, как за стеклом, снаружи, мелькнула чья-то тень, и заговорщики увидели маленького черно-белого зверька, который внимательно смотрел на них глазками-бусинками. Кто это такой, ни Билли, ни тем более Тамино не знали.
— Вечер добрый, джентльмены, — обратился к ним зверек. Приятно познакомиться. Меня зовут Скукси-Пукси. Я тоже мечтаю о том, чтобы сбежать отсюда. Не возьмете ли меня с собой, если я помогу вам с этой стороны?
— Конечно! Какие вопросы! — согласились друзья, обрадовавшись неожиданному помощнику. — Втроем мы быстрее справимся!
Теперь они копали с двух сторон, куча земли стремительно росла, дыра становилась все больше и больше, и вот уже в нее мог пролезть не только Тамино, но и Билли. Свобода! Вернее, почти свобода. Потому что сначала нужно было отыскать индейца. И тут им опять пришел на помощь Скукси-Пукси, который знал Миккидиккидингдонгленд как свои четыре лапы.
— Скажи, а ты что за зверь? — поинтересовался Тамино, когда они тронулись в путь.
— Я? Я… — замялся зверек. — Я скунс, если тебе это что-нибудь говорит.
— Нет, ничего не говорит, — признался Тамино.
— А почему у тебя такое странное имя — Скукси-Пукси? — спросил Билли.
— Это меня так миссис Хамбок прозвала. Вообще-то меня зовут Джереми. Но так меня давно уже никто не называет. А почему она дала мне прозвище Скукси-Пукси, это понятно. Видишь ли, мы, скунсы, издаем иногда неприятный запах… Когда чувствуем приближение опасности. Поэтому большелапые называют нас еще вонючками. Американская вонючка, вот кто я. Не очень-то приятно, когда тебя так называют… — Скунс чуть не плакал.
— Брось, Джереми, — попытался его утешить Билли, — нашел из-за чего расстраиваться! Эти большелапые ничего не понимают в жизни!
— Думаешь? — неуверенно спросил скунс.
— Конечно! — хором ответили друзья.
Джереми весь просиял.
— Значит, вы меня не прогоните? — спросил он на всякий случай.
— С какой стати? — искренне удивился Билли.
— И мы будем дружить? — продолжал допытываться скунс.
— Почему бы и нет? — тут же отозвался Тамино.
— Уррра! — закричал Джереми и пустился на радостях в пляс.
Заливаясь счастливым смехом, он принялся прыгать, скакать, кружиться, и делал это так задорно, так искренне, что Билли с Тамино не выдержали и тоже пошли резвиться.
Неизвестно, сколько продолжалось бы это веселье, если бы в самый его разгар плясунам не ударил в нос резкий запах. Даже не запах, а страшная вонь, от которой они чуть все не задохнулись. Вернее, не все, а только Тамино и Билли, которые попытались, каждый по-своему, спастись от нежданной напасти: Тамино крепко зажал клюв крыльями, а Билли заткнул нос обеими лапами. И лишь Джереми стоял, как ни в чем не бывало, растерянно глядя на своих новых друзей.
— Ой… Простите меня… — промямлил он, дрожа от волнения. — Это я не специально… Так вышло… Я забыл вам сказать, что у нас такое бывает не только от страха, но и… от радости.
— Предупреждать надо, — прогнусавил Билли все еще с заткнутым носом. — Удовольствие ниже среднего, доложу я тебе.
У маленького скунса слезы брызнули из глаз.
— Значит… вы… не будете больше со мной водиться? — горько плача, спросил он.
— Ну почему не будем, — попытался утешить его Тамино. — Будем. Просто постарайся заранее нам говорить, когда ты собираешься… хм… повеселиться.
Джереми заверил друзей, что постарается больше их так не пугать, после чего компания направилась к индейцу. Скунс уверенно вел их по Миккидиккидингдонгленду и скоро остановился перед большой палаткой, которая напоминала цирк-шапито, только чуть поменьше.
— Эта штука называется типи. На языке индейцев слово «типи» означает «жить внутри», — пояснил Джереми с важным видом, как будто он был экскурсоводом. — В центре типи постоянно горит огонь, а вход всегда обращен к востоку, то есть в ту сторону, где восходит солнце. Индейцы считали, что пол типи символизирует собою землю, а верхняя часть — небо.
— Да ты у нас прямо профессор! Сколько всего, оказывается, знаешь! — удивился Тамино, с уважением глядя на маленького скунса. — Ты что, много общался с индейцами?
— Да нет, — рассмеялся скунс. — Просто я живу тут рядом и целыми днями слышу, что долдонит вот этот ящик. — Он показал в сторону небольшого блестящего ящика у самого входа в типи. — Большелапые подходят, нажимают на кнопку, и ящик им все рассказывает про индейцев, про их обычаи и нравы. Каждый день одно и то же, вот я и нахватался. А вон стоят индейцы! Видите?
И действительно, у шатра стояли два здоровенных большелапых в странных одеждах. Один был полуголый — без рубашки, в узких брюках с бахромой по бокам, на голове — повязка с воткнутым в нее пером, на шее — бусы из пестрых камешков. Второй, наоборот, был в длинной белой хламиде, расшитой блестками, в высоченной короне из перьев — штук двести пятьдесят, не меньше, — на шее у него болталось множество блестящих бус.
Тамино больше ждать не мог. Он бросился со всех лап к индейцам.
— Добрый вечер, меня зовут Тамино, пингвин Тамино, я приехал с Южного полюса, чтобы узнать у вас, как нам обращаться с большелапыми, потому что у нас проблема — они не понимают нас, мы не понимаем их, — выпалил он залпом.
Полуголый индеец медленно поднял правую руку и сказал:
— Брат мой, много лун прошло с тех пор, как скрестились наши пути-дороги, много лун прошло с тех пор, как расстались мы, ныне ты снова с нами, значит, пришло время раскурить нам с тобой трубку мира.
Тамино не всё понял из того, что сказал ему суровый индеец — кто куда ушел, кто куда пришел, почему он назвал его братом, — но решил, что разберется с этим потом. Пока же он был рад тому теплому приему, который оказал ему полуголый.
Теперь заговорил второй индеец, тот, что в белых одеждах. Тамино назвал его про себя пернатым, потому что уж больно много у него перьев в короне было.
— Клянусь Маниту, да будет так, — изрек Пернатый, воздев руки к небу. — Хау, я всё сказал.
Тамино опять ничего не понял. И с чего это индеец назвал его каким-то Хау?
— Меня зовут Тамино, — решил он на всякий случай уточнить, а то вдруг индеец обознался, принял его за кого-нибудь другого, хлопот потом не оберешься. — Я пингвин, приехал с Южного полюса…
Закончить он не успел, потому что снова заговорил первый индеец:
— Брат мой, много лун прошло с тех пор, как скрестились наши пути-дороги, много лун прошло с тех пор, как расстались мы, ныне ты снова с нами, значит, пришло время раскурить нам с тобой трубку мира.
— Нет, спасибо, я не курю, — быстро ответил Тамино. — Я бы хотел узнать у вас…
— Клянусь Маниту, да будет так, — снова повторил Пернатый и опять воздел руки к небу. — Хау, я всё сказал.
Тамино совсем уже ничего не понимал. В полной растерянности он посмотрел на Билли и Джереми, которые тоже пребывали в некотором недоумении.
— Прошу прощения, — предпринял Тамино еще одну попытку установить контакт со странными индейцами. — Очень любезно с вашей стороны, что вы предлагаете мне раскурить с вами трубку мира, но я, честно говоря, что-то не припоминаю, чтобы наши пути когда-нибудь пересекались. И с Маниту я тоже не имею чести быть знакомым, — добавил он, скосив глаза в сторону Пернатого.
— Брат мой, много лун прошло с тех пор, как скрестились наши пути-дороги, много лун прошло с тех
