— Меня не спрашивали.
Настя потянулась, взяла ее за руку, пожала легонько.
И тут поверх ее ладони легла маленькая лапка, и Чебурашка сказал, печально глядя в лицо Джамили:
— Потерялась.
Джамиля округлила глаза, охнула еле слышно:
— Шайтан! — и сползла с табурета на пол.
В субботу утром Игорь Маринович прислал Насте коробку с короткой запиской: «в семь ноль-ноль у подъезда». В коробке лежало длинное, совершенно роскошное платье. Тяжелый переливающийся шелк и кружево, украшенное малюсенькими жемчужинками. Настя немедленно примерила и долго смотрела на себя в зеркало, не узнавая. Она была похожа на принцессу из старых сказочных фильмов. Тех, где принцесу похищал Змей Горыныч, а храбрый принц ехал за тридевять земель ее вызволять из плена.
У подъезда ожидало такси с затененными стеклами.
— Анастасия, — позвал из салона приглушенный голос Игоря Мариновича, — поторопитесь.
Шеф был не похож на себя. Черный смокинг, бабочка на белоснежной рубашке, узкие отглаженные брюки, коротко стриженные приглаженные волосы. Без сережек и макияжа его лицо казалось незнакомым — мужественным и даже немного суровым.
Коротко кивнув и улыбнувшись, он натянул черную полумаску, поправил завязки на затылке и протянул похожую маску Насте — только золотистую, в цвет ее платья.
— Маскарад? — неуверенно спросила она.
— В некотором роде.
Это был самый настоящий бал. С дворецким в роскошной ливрее у подножия длиннющей лестницы, выложенной коврами. С блеском и сиянием сотен свечей, зеркал, подвесок хрустальных люстр, бриллиантов на обнаженных шеях, стразов в складках бархатных и шелковых платьев, шампанского в стеклянных бокалах. С волшебной музыкой настоящего оркестра — то завораживающе-плавной, то игривой, как вспышки пузырьков шампанского на языке.
— Игорь Мари…
— Игорь, — перебил шеф, улыбаясь. — И Настя. Да? Вот и хорошо. Попробуйте, Настенька, икру, сегодня она особенно хороша.
Игорь Маринович научил ее танцевать вальс. Оказалось, это не так уж и сложно. Теплые губы, пахнущие шампанским, шептали у самого уха: «раз-два-три», и Настя почти ни разу не сбилась.
Голова кружилась — от шампанского, музыки и вальса. Настя зажмурилась и вдруг представила, что вместо Игоря Мариновича рядом с ней Индеец. Счастье сейчас же затопило ее от макушки до пяток — искристое и сверкающее, как глоток шампанского. Настя улыбнулась и положила голову на плечо своему спутнику.
— Я не знала, что так бывает. Это как… как в старом фильме. Спасибо, — сказала Настя с благодарностью, когда они с Игорем уселись передохнуть от танцев за столик.
— Настенька, это тебе спасибо, — восхищенно улыбаясь, сказал шеф, — я знал, что именно ты будешь так чудесна здесь в этом платье. Такая девушка, как ты… таких почти не осталось… Видишь ли… тут как бы такой закрытый клуб, мы иногда устраиваем вечера, хотя это несколько как бы незаконно.
— Я никому не скажу, — перебила Настя. И смущенно попросила: — Можно будет еще когда- нибудь…
— Не только можно, а более того… — взгляд Игоря Мариновича стал пристальным и взволнованным. — Анастасия, ты выйдешь за меня замуж?
— Что? — изумилась Настя.
— Ну, то есть, — замялся Игорь Маринович, — формально это будет, конечно, не совсем так. Ты понимаешь, мне нужно думать о репутации и о своем индексе. Браки старых традиций сейчас совершенно невозможны для человека моего положения. Но у нас есть чудесный вариант. Змей.
— Кто?
— То есть формально он как бы эльф. Делал косметическую операцию на лице с посеребрением кожи, и что-то там не удалось — в общем, у него сейчас зеленая физиономия. Страшновато на первый взгляд, но потом привыкаешь. Если мы вместе с ним, Настенька, зарегистрируем семейную триаду, это будет просто великолепно.
— Правда? — слабо улыбнулась Настя. Хмель потихоньку рассеивался, захотелось зажмуриться от слишком яркого света свечей и люстр, приглушить слишком громкую музыку. — И поженились они все, втроем со Змеем Горынычем, и стали жить долго и счастливо, — пробормотала она. — И, правда, какое чудесное предложение…
— Гертруда, — попросила Настя, — а ты не возьмешь меня на работу? Ну, тебе же, наверное, нужна помощь с твоими зверями? Денег не надо, а едим мы с Чебурашкой немного, ну и если переночевать где…
— Хо, — удивленно сказала Гертруда, едва не выронив трубку изо рта. — Лапушка, у тебя же вроде есть работа? И квартира? И как его, этот ваш чертов индекс вроде уже на приличном уровне, ты говорила?
— Да ну его, — Настя махнула рукой. — И я, кажется, увольняюсь.
— Перед такими переменами в жизни надо выпить, — заявила великанша.
Залезла в буфет, позвякала там стеклом и выставила две пузатые бутылки.
— Виски? Коньяк? С теперешним общественным устройством скоро совсем не останется приличного алкоголя. Ты замечаешь, лапушка, что все летит в тартарары? Беда ведь, лапушка, в чем?
— В чем? — Сначала коньяк показался Насте слишком крепким, но потом она научилась, как велела Гертруда, растягивать каждый глоток, катать на языке, вслушиваясь в аромат. Потом прихлебывать терпким черным чаем. Получалось интересно, и даже разглагольствования Гертруды становились все более ясными и понятными.
— Видишь, что получилось из неплохой вроде бы идеи. Вот возьмем странность, отклонение от некой общепринятой нормы. С одной стороны, никуда не годится странности запрещать. Тем более за это наказывать, преследовать, травить и тем более убивать. Что мы при этом получаем? Правильно. Закоснелое, неразвивающееся традиционное общество, где все живут в страхе быть не такими, как все. С другой стороны, что мы получили сейчас, когда как бы странности разрешили?
— Что?
— Закоснелое, неразвивающееся общество с идиотскими странностями вместо умных, выверенных временем традиций. Общество, где все живут в страхе быть такими, как все. Верно? Тупик какой-то, да?
— Тупик, — вздохнула Настя. — Чебурашка сказал бы — потерялись.
— Потерялись. Но не тупик, — возразила Гертруда. Хлебнула коньяка. Зажмурилась. — А штука вот в чем. Люди как бы хотели сказать, что они уже умные и развитые. Изменили отношение к норме, понимают и уважают любую странность. А на самом деле? Мы не изменили отношение. Мы просто изменили норму. Теперь мы преследуем не панков и хиппи, а тех, кто не панк и не хиппи. Все, что складывалось веками и тысячелетиями, шлифовалось, отлаживалось, мы сломали и искорежили в один миг. Вместо того чтобы подобрать бездомного щенка и воспитать себе друга и помощника, мы создали нелепого Чебурашку, несчастного уродца, которого теперь надо кормить с ложечки, чтобы он не умер…
Чебурашка волновался, пока Настя собирала вещи. Похныкивал, возился, катал свой апельсин. Может быть, беспокоился, что Настя уйдет и забудет его в пустой квартире. Может быть, боялся, что там, куда они переедут, будет хуже, чем здесь.
Настя взяла его на руки, погладила, успокаивая. Чебурашка невнятно поворчал, потом ухватил Настю за палец, посмотрел в лицо встревоженными ярко-желтыми глазами. Спросил взволнованно:
— Потерялась?
— Потерялась, — согласилась Настя. — Только нельзя всю жизнь сидеть и ждать, что тебя найдут
