и приведут за руку к дому. Понимаешь? Может, этого дома уже нет. А может, нет того, кто мог тебя найти и взять за руку, — Настя запнулась, в горле встал комок, глаза заслезились. Она погладила Чебурашку по голове. — Поэтому надо вставать и идти самой. Искать дорогу. Искать свой дом. Понимаешь?
Чебурашка смотрел внимательно, иногда моргал длинными пушистыми ресницами. Наверное, тот, кто его придумывал, хотел, чтобы получился красивый, умный и веселый зверек. Наверное, он тоже прочел ту книжку, которую дала Насте Гертруда. И что-то было ужасное, неправильное, несправедливое в том, что человек, прочитавший хорошую добрую книжку, придумал и создал такого нелепого беспомощного уродца. А потом, не зная, что делать с этим уродцем, подбросил его в собачий приют.
Из хорошей идеи получается иногда такая мерзость, как правильно говорит Гертруда.
«Но, с другой стороны, — подумала Настя, — это ведь он меня спас. Это Чебурашка вытащил меня из моего леса, где я потерялась. Значит, все правильно получилось. Правильно и хорошо».
Настя улыбнулась Чебурашке, он понял и ответил на ее улыбку — весело сморщил мордочку.
— Все будет хорошо, — пообещала ему Настя.
И вздрогнула от дверного звонка, едва не выронив Чебурашку из рук.
«Наверное, Джамиля. Вот и ладно, — подумала Настя, — как раз надо бы попрощаться».
На пороге стоял мужчина. Высокий, худой, в обтрепанных джинсах и брезентовой куртке.
— Ну, ты и забралась, Настюха. Еще бы в берлогу залезла, — сказал он, широко и счастливо улыбнувшись.
— Индеец, — выдохнула Настя, бросилась ему на шею и заплакала.
— Ну чего, — сказал он, осторожно вытирая слезы с Настиных щек, — чего ты, Насть. Я же обещал, что тебя найду.
— Столько лет, — всхлипнула Настя.
— Я искал. Ты ведь знаешь, семьи отщепенцев специально разбивают, фамилии меняют, чтобы мы друг друга не нашли. Я когда из своего Дома СС сбежал…
— Ты оттуда сбежал? Как?
— Ну, — Индеец самодовольно хмыкнул, — я три раза убегал. Ловили. Потом все-таки сбежал, вернулся домой. Там уже не было ничего, конечно. А потом я деда Егорыча нашел, он недалеко в лесу прятался. А теперь мы… Поехали, Насть, а? Поехали домой? Я тебе все по дороге расскажу.
Машина неслась по шоссе, взрыкивая на поворотах. На заднем сиденье, в кошачьей переноске, возился Чебурашка.
Ветер бил в лицо. Настя улыбалась, иногда протягивала руку, дотрагивалась до Индейца — проверяла, что это все на самом деле.
Индеец рассказывал.
— Как вы здорово придумали, — сказала Настя.
— Ну, прикинь, оказалось не так уж и сложно. В общем, нас-то таких уже сейчас действительно меньшинство. Правда, Егорыч говорит, народ повалит, как узнает. Когда мы станем не изгоями, а как бы наравне со всеми. Потом Егорыч узнавал по каким-то своим источникам, что там, ну, наверху, тоже сильно встревожены тем, что происходит. Получилось, мол, совсем не то, что хотели. Катастрофа получилась. Население сокращается стремительно. Депрессии, самоубийства, рождаемость на нуле. Ну, реальную статистику замалчивают, как всегда, конечно. Так что нам поддержка будет. Вот смотри, видишь, река, а за ней дома начинаются. Приехали.
— Димкус! — обрадовался Егорыч. — А мы тут без тебя…
Он широко махнул руками.
Два молодых человека в одинаковых серебристых костюмах за соседним столом одновременно подняли головы от мониторов и посмотрели на Димку с одинаковым неодобрительным выражением. Он торопливо моргнул несколько раз, проверяя, не двоится ли у него в глазах.
— Юристов дали, — сказал Егорыч, кивая в сторону блестящих близнецов. — И мы тут… Название придумали. И вот, глянь. — Едва не опрокинув немытую чашку с разводами кофе, Егорыч сгреб со стола охапку бумаг с текстом, исчирканным вдоль и поперек, гордо встряхнул. — О-па, устав почти готов. В компьютере осталось поправить. Они тут, — Егорыч покосился в сторону поджавших губы юристов, — веселились, что я с бумагой работаю, а не с монитором. А чтоб не сильно ржали, я им сказал, что еще заставлю их итоговый вариант на бересту переписать. Ничего идея?
— Вполне, — одобрил Димка.
— А какое название? — спросила Настя.
— Люди старых традиций. Ничего?
— Ну, насчет традиций как-то, — засомневалась Настя, вспомнив разглагольствования Гертруды.
— Все еще в процессе, — махнул рукой Егорыч. — Можем поменять. Это здорово, что вы приехали. Он тебя, Настасья, знаешь, как искал? Ого. Я думаю, все это дело только для этого и придумал, а, Димкус?
— Ну… — смутился Димка.
— Индеец, — сказала Настя, дернув его за рукав, — а давай где-нибудь Чебурашку разместим? Он столько часов в дороге, устал.
— Это кто тут у вас? — заинтересовался Егорыч. — Кот? Очень своевременная животная, я тут мыша под полом слышал.
— Не совсем, — Настя достала из переноски Чебурашку. Егорыч отпрянул.
— О-па, — сказал он, — это из этих, мутированных уродцев? Не, Димкус, давайте везите его обратно. У нас такое нельзя.
— Как нельзя? — удивилась Настя. Посмотрела на Индейца. Тот смутился.
— Ну, — сказал он, — слушай, Насть. Это, правда, не того. Противоречит всему, что мы заявляем.
— Во, — подтвердил Егорыч. — Именно.
— Хочешь, я тебе котенка подарю? Или щенка?
— Вот он очень прав, барышня, особо советую кота. А этого чудища с юристами отдадим, пусть в город свезут, они туда едут сегодня. Возьми его Димкус, упакуй обратно.
Настя отступила от протянутых рук Индейца.
Прижала к себе Чебурашку.
На глазах набухали слезы.
«Как же так, — подумала она, глядя на Индейца, — я так мечтала, что он меня найдет. А теперь я что, сама от него уйду?»
Хотелось расплакаться, уткнуться в плечо Индейца. Чтобы он погладил по голове, утешил, взял за руку и отвел домой. Пусть решает, как надо. Пусть возьмет Чебурашку и вернет обратно Гертруде. Поставит коробку под дверь и нажмет звонок. Надо только напомнить, чтобы не забыл положить апельсин, чтобы Чебурашка не скучал. Ничего страшного, с ним ничего не будет, Гертруда его возьмет к себе. Неважно, что она скажет. Потому что Настя не услышит. Потому что это глупо — выбирать между человеком, которого она ждала всю жизнь, и…
Настя смахнула слезы. Отступила еще на пару шагов, чтобы точно не передумать.
— Индеец, — сказала она. Глубоко вздохнула, как перед прыжком в холодную воду, и взглянула в лицо, которое представляла столько раз в мечтах. — Если я его брошу, это будет как… как если бы ты меня тогда нашел в лесу, а потом бросил одну. Если ему здесь нельзя, я тогда уеду вместе с ним. Туда, где для него тоже будет дом. Извини.
— Настюха, — растерянно позвал он.
— Слушай, Димкус, — дернул его за рукав Егорыч, — брось. Одумается, вернется. А не одумается… Нам такое правда нельзя. Иначе все, что мы тут придумывали, не годится.
Индеец посмотрел на Настю. У него были очень отчаянные и больные глаза, как у третьей головы Цербера из первого блока.
— Настька, — сказал он тихо, — ты что, думаешь, я могу тебя найти, а потом бросить одну в лесу?
