трубку…»
Когда умытый по?том Лешка вышел из телефонной будки, люди загомонили:
— Что случилось-то?
— Ножом, что ли?
— Вот гады! И откуда они только берутся?..
— Руки таким надо отсекать!
— Точно, — откликнулся Лешка и, не задерживаюсь, пошел опять к дому, чтобы встретить «скорую».
«Все обошлось, и ладно», — мысленно твердил он, но на душе было скверно. Сунув руку в карман, Лешка нащупал украденное в квартире старинное золотое с камушками колечко. Ему хотелось зашвырнуть его и таким образом окончательно разделаться со всей этой нескладной историей, но что-то удержало Лешку.
Он ходил взад и вперед у дома в ожидании врачей, и минуты ему казались часами. Хотел еще раз сбегать к телефону, но не решился отлучиться, так как номера квартиры он по телефону назвать не мог и обещал встретить врачей у дома. Тогда он подошел к группе занятых своими забавами ребятишек и попросил старшего из них — мальчишку лет десяти — сбегать на остановку автобуса и позвонить еще раз по «ноль-три». Тот без энтузиазма выслушал Лешку, в знак согласия молча кивнул головой и, не торопясь, пошел в нужном направлении. Но дойдя до торца дома, он обернулся и тут же юркнул за угол. «Вот стервец», — ругнулся Лешка. Он загорелся было желанием ринуться навстречу мальчишке с другой стороны дома и вознаградить его затрещиной, но в этот момент увидел приближающуюся машину «скорой помощи».
Лешка сопроводил двух женщин в белых халатах на нужный этаж, указал на двери и спустился вниз. Поболтав о том о сем с шофером «скорой помощи» и сделав вид, что торопится, он пошел прочь. Свернув за угол дома, Лешка, однако, остановился и, не выдавая своего присутствия, стал наблюдать за происходящим.
Через некоторое время из окна окликнули шофера. Тот, достав через задние дверцы автомобиля носилки, вошел с ними в подъезд. А еще минут через десять шофер и милицейский капитан вынесли на этих носилках женщину с перебинтованной головой.
Лешка круто повернулся и пошел куда глаза глядят. Он шагал, ничего не замечая вокруг, занятый своими мыслями. «Руки таким надо отсекать», — вспомнил он фразу, услышанную у телефонной будки.
— Пошли вы все… — вслух ругнулся Лешка.
ОТПРАВИВ жену в больницу, Полухин явился в отдел и доложил о случившемся заместителю начальника майору Злобину. Не хотелось, конечно, обо всем этом говорить, совестно как-то, но куда денешься. Не скажешь, а потом невзначай всплывет вся эта история — неприятностей не оберешься. Оно и так-то обернулось тяжко.
Его доклад вызвал явное неудовольствие. Понятно: тут и ротозейство налицо, и преступника упустил, да к тому же пострадала жена работника милиции. «Что же это за милиция?! Докатились до того, что бьют милицейских жен, обворовывают под носом у участкового его квартиру…» — напустился на Полухина майор.
А начальство, оно ведь такое — критиковать умеет. Раскрутило дело, как говорится, на всю катушку.
«Опозорил ты, Полухин, милицию, — говорил начальник отдела на вечерней планерке. — До чего ж дошла беспечность?! Ай, позор! Ай, какой позор! — стонало начальство. — Из-под носа упустил преступника! Надо было соседей поднять, понимаешь. Общественность привлечь и скрутить этого подонка!..»
Ничего не мог сказать в свое оправдание Иван Матвеевич.
КОГДА Лешка пошел прочь от дома Полухиных, ему захотелось преодолеть горькое чувство раскаяния: «Пошли вы все!..» Лешка смачно выругался, имея в виду и милицейского капитана, и его жену, и тех, кто возмущался у телефонной будки, да и вообще всех на свете. Однако это не помогло. Он чувствовал себя одиноким и никчемным. «Руки таким надо отсекать», — вспомнил опять Лешка. Он подумал о друзьях-приятелях, но никого из них ему не захотелось видеть. Он знал наперед: опять водка и те же пустые однообразные разговоры, что были вчера, позавчера… Он вспомнил о матери, но и она была для него чужим человеком. А отца Лешка вообще не знал. Мать разошлась с ним, когда Лешке не было и двух лет.
Сейчас он жил в общежитии строительного треста, где некоторое время работал шофером, но недавно его за пьянку лишили водительских прав, и теперь вот слонялся без дела. Идти слесарить не хотелось. Решил взяться за старое. А ведь когда-то любил Лешка мастерить. Интереснее занятия и не знал. Учился он в то время в профтехучилище. В дворовом сарае соорудил себе верстак, провел туда электричество. Мастерил самокаты, ходули, потом трудился над моделями самолетов.
Был у него друг Гена. Одногодок. В профтехучилище родители Гену не пустили, и он с горем пополам добивал десятилетку. Гена жил в соседнем многоэтажном доме, и были они с Лешкой неразлучными приятелями.
Зная о Лешкиной задумке соорудить токарный станок, чтобы вытачивать всякие там детали, Гена как-то сообщил, что у одного из его соседей в сарае стоит станок от старой швейной машины с ножным приводом. «Если попросить — не даст. Больно жадный, — сказал Гена, — давай украдем». В тот же вечер друзья попытались сорвать замок на сарае, но были застигнуты при этом хозяином, который поднял неимоверный гвалт. Во дворе собрались люди, прибежал Генкин отец, позвали Лешкину мать. Не выслушав никаких объяснений, она тут же отхлестала Лешку по лицу, схватила на шиворот и повела домой, приговаривая:
— Опозорил мать на всю улицу!
Лешка пытался объяснить ей, как все это произошло, стал рассказывать в свое оправдание о токарном станке, но мать еще больше взбеленилась, взяла топор и пошла ломать Лешкин верстак.
Горечь и обида захлестнули Лешку, и он убежал из дому к ребятам в общежитие.
Через два дня мать пришла в училище и вместе с заместителем директора разыскала его. Деваться было некуда — вернулся домой. Лешка хотел все как есть рассказать матери, успокоить ее, но та не особенно слушала. Хотя она сейчас и не кричала, но то и дело причитала: «Ох, загонишь ты меня в гроб!» От этого было не легче.
С этого дня Лешка в училище больше не появлялся; мать об этом долгое время и не догадывалась, а узнала от работников милиции, когда те пришли с обыском. Оказалось, что Лешку и еще каких-то его дружков обвиняют в воровстве копилок из автобусных билетных автоматов.
Мать устроила истерику и велела Лешке убираться с глаз долой.
Тогда Лешка и попал в колонию. Уж больно дерзко вел он себя на суде. На вопрос: «Почему не работаешь и не учишься?» — отвечал: «Это мое дело, так мне нравится!» Никто за него не вступился, и было ему тогда безразлично, что решит суд.
Когда вышел на волю, опять нескладно получилось. Работать сразу не пошел, решил осмотреться. Остановился у одного знакомого, связался с девицей, занимавшейся спекуляцией. Соблазнился легким заработком, стал ей помогать. Опять суд, опять колония. Там кое-кто встретился из тех, с кем прежде пришлось отбывать наказание. В такой компании раскаяния не в моде…
…Верно говорят: в чем млад похвалится, в том стар покается. Видно, пришло и Лешкино время.
Вернувшись поздно вечером в общежитие, Лешка, не раздеваясь, завалился в постель. Но сон не шел. Ворочаясь с боку на бок, он с тревогой думал о возможном появлении милиции. Его не страшили ни суд, ни наказание. Он смертельно боялся только того, что ему помешают увидеться с тем добрым человеком — капитаном милиции, которому он принес беду и который, тем не менее, доверился ему.
Встреча эта представлялась Лешке как единственное средство избавиться от душевных страданий. Казалось, он находился в сфере действия какого-то неведомого магнита, притягивающего его туда, где произошла эта мрачная история.
