субъективные впечатления и представления. Нет, раньше чем начать подобное «философствование», он понимал уже других людей, — без чего не мог бы и философствовать; и понимая их, он знает, что небо, и солнце, и остальная среда существуют точно также и для них, для миллионов и миллиардов живых существ, что на эти «переживания» никакой частной собственности не имеется.
Кстати, замечу, что философский термин «переживания», Erlebnisse, термин, путающий многих неопытных людей, означает только то, что данный комплекс, напр., небо, море, вступает в жизненную связь с тем или другим существом, что, конечно, не мешает ему в то же время вступить в жизненную связь с бесчисленными другими существами, так что ни в чью монополию от этого ни небо, ни море не попадает.
Дальнейший анализ эмпириокритиков заключается в том, что они исследуют связь элементов опыта и их комплексов, и сводят ее к двум основным типам: к «физическому» и «психическому». «Физическими» комплексы элементов называются тогда, когда они рассматриваются вне их специальной связи с тем или другим живым индивидуумом (с его нервной системой), значит в их независимой от всякого «субъекта» связи, в объективной связи, следовало бы сказать. «Психическими» они являются тогда, когда берутся в связи с тем или иным существом (с его нервной системой). Напр., если море рассматривается и исследуется в отношении к его берегам, атмосфере, дну и т. д., словом, как «тело» среди других «тел» — тогда это есть физический комплекс. Но если вы рассматриваете море с точки зрения своих впечатлений, если вы обращаете специальное внимание на то, что оно «появляется» в поле вашего зрения, когда вы открываете глаза, и «исчезает» для вас, когда вы их закрываете, или что оно «кажется» вам сначала таким-то, а потом таким-то, — тогда дело идет о «восприятии» моря, комплексе «психическом». Элементы опыта и здесь и там одни и те же — цветовые, пространственные, тактильные и т. д.; но в первом случае это элементы «физического тела» — моря; во втором они уже элементы «психического комплекса» — восприятия. Только в этом втором случае их и можно назвать «ощущениями», т. е. психическими переживаниями.
И Мах, и Авенариус неоднократно обращают внимание читателя на то, что не следует спутывать этих двух типов связи опыта, и что неправильно элементы опыта признавать вообще «ощущениями» (как это делает, напр., Юм, и как делал сам Мах, пока не освободился от остатков субъективно- индивидуалистической точки зрения). «Ощущениями» элементы бывают только в психическом опыте, только в субъективной связи.
Итак, основу мировоззрения Маха и Авенариуса составляет такое понимание опыта, которое мир опыта представляет как бесконечную сеть элементов, не являющихся сами по себе ни физическими, ни психическими, но выступающих и в физических, и в психических группировках. Элементы и комплексы этой сети теснее связаны между собою во многих пунктах, называемых «я»: но такие пункты не представляют из себя чего-либо постоянного: они непрерывно возникают, исчезают и изменяются; они являются всецело производными — практическими группировками, и, конечно, никак не могут считаться ни предпосылкою мира элементов, ни его собственниками. Как видим, это понимание опыта есть вполне определенно анти- индивидуалистическое и анти-субъективистическое; оно тщательно и серьезно обосновано Махом и Авенариусом.
Положение совершенно ясное: всякая критика школы Маха и Авенариуса должна иметь дело прежде всего с этой исходной точкой; она должна признать или отвергнуть или посредством нового анализа исправить это понимание опыта. Так ли поступает философская школа Плеханова-Ортодокса?
Нет, она делает вместо этого нечто невероятное и беспримерное: она просто приписывает противникам свое собственное понимание опыта, без малейшего анализа их взгляда на опыт, даже без предварительного указания на действительное содержание этого взгляда.
«Если, — говорит Плеханов, — тела или вещи представляют собою только мысленные символы наших ощущений (точнее групп, комплексов ощущения), и если они не существуют вне нашего сознания, — а именно такова мысль Маха, — то от субъективного идеализма и от солипсизма можно отделываться лишь посредством вопиющей непоследовательности». (Предисловие к «Л. Фейербаху» стр. X). Курсивы в этой цитате везде мои. Ими отмечено все то, что принадлежит в этом изложении взглядов Маха не Маху, а только Плеханову.
Еще лучше у Ортодокса:
«…Станем на минуту на точку зрения „махизма“. Материя, материальное тело есть совокупность субъективных ощущений. Познающий субъект придает этим ощущениям такие формы, благодаря которым они слагаются в общее понятие, и рассматриваются субъектом, как внешний предмет. Мыслимое бытие объекта обусловливается, таким образом, тем, что субъект объективирует свои ощущения. Спрашивается, что же такое сам всемогущий субъект? Очевидно, что тоже совокупность ощущений. Чьих? Кто придает субъекту, этой совокупности ощущений, объективную форму, другими словами, кто мыслит его бытие? На этот вопрос, логически вытекающий из „махизма“, нет и не может быть ответа»… (Филос. очерки, стр. 84. Курсивы мои, и также означают то, что составляет собственность не Маха, а Ортодокса).
Тут я на минуту прерву цитаты из «критиков», чтобы привести несколько подлинных цитат из Маха, которого они столь беспощадно… излагают…
«Первичны не „я“, а элементы (ощущения)», говорит Мах. Этот двойной термин: «элементы (ощущения)» у него перед этим раз навсегда пояснен: «нужно всегда иметь в виду, что элементы являются ощущениями только в этой (психической. А. Б.) связи, только в этих соотношениях, только в этой функциональной зависимости» (от нервной системы. А. Б.). И дальше, по поводу «я», Мах продолжает:
«Если мы, не удовлетворяясь знанием связи элементов (ощущений), спрашиваем: кто же имеет эту связь ощущений, кто ощущает? — то это значит, что мы поддаемся старой привычке — всякий элемент (всякое ощущение) относить к комплексу не анализированному, что мы незаметно для самих себя опустились до старой точки зрения, более ограниченной и узкой». И дальше Мах, с выражением согласия, цитирует слова Лихтенберга: «Надо было бы говорить — „думается“, как говорят: „гремит“; сказать „cogito“ уже слишком много, раз это переводят через „я мыслю“. Принимать существование „я“, постулировать его есть практическая потребность» («Analyse der Empfind», 5-ое изд., стр. 19–23 passim).
И наконец, как будто предвидя своих русских «критиков», Мах с грустью говорит:
«Но требование представлять себя наблюдателем, стоящим не на земле, а на солнце (в чем заключалась точка зрения Коперника. А. Б.) есть сущая безделица сравнительно с требованием свое „я“ не принимать в расчет, сводя его на преходящую связь неустойчивых элементов» (стр. 290).
Продолжаю теперь цитаты из «критиков», чтобы показать, что я никого из них не оклеветал. «Излагает» А. Деборин:
«…за устранением материального мира остаются одни лишь представления, носителем которых является сознание, дух, субъект. Это дает Маху право сказать, что мир есть совокупность моих представлений и существует в моей голове. …мыслить „среду“ или объективный мир вне отношения к „я“ невозможно, настаивают (!) махисты (!!), следовательно мир есть переживание субъекта и только переживание субъекта, чем и утверждается „субъективность“ среды, мира…» (фельетон о Махе, Г. С. Д. 1908, 4–5).
Я уже не подчеркиваю того, что критик «от себя» приписал Маху. Курсив был бы, очевидно, сплошной.
Н. Рах-ова мне уже и не хочется цитировать… Ну, одну цитату:
«Устраняя из поля своего теоретического зрения внешний мир, Мах, вместе, напр., с Фихте, делает переживания субъекта
