— Да, монсеньор. Я с радостью буду на службе.
— Войско сарацинов продолжает наступать. Думаю, этот подлец Ифтикар уже добрался до фатимидов. Говорят, мусульмане с берегов Тигра и из Дамаска присоединятся к ним. Наш противник растет, и нам опять предстоит битва.
— Да помогут нам Небеса и с ними святой Георгий!
— Я тоже уверен в победе. Мы выберем патриарха и короля, а после займемся Египтом. Танкред рвется завоевать весь мир, а граф Раймунд еще ревнивей Танкреда.
В ответ Гуго только качнул головой.
— Вот и ты видишь. Танкред потрошит сокровищницу Соломонова храма. Это львиная доля. Как только здесь будет нечего взять, они ринутся дальше.
— Монсеньор Этьен, возможно, я не прав, но произошедшее на Храмовой горе противно моему сердцу.
— Да, еще как! Рыцарское слово — закон. А сеньор Танкред взбешен. Тысячи рабов, если взять хотя б по безанту… За безант сейчас отдают двух стариков или детей, за работящего мужчину — пару, а за хорошеньких девиц… — граф подмигнул, — стоит поторговаться. Так что для Танкреда — убыток огромный.
Гуго вспомнил, как прикидывал продать пленную женщину из своего дома. Почему-то теперь ему стало омерзительно тошно.
— Думаю, все же уничтожить пленных в храме Соломона приказал кто-то из наших баронов, — подумав, произнес граф. — Десятки тысяч непредсказуемых жителей — добыча не по зубам даже самому Танкреду. Оставить в живых такую толпу — да они перережут нам глотки. Снимут часовых и откроют ворота Афдалу! Здесь будет весь Вавилон! Местные хитры и коварны, и ненависть их велика.
Но вскоре разговор свернул в более тихое русло. Они вспоминали семьи, друзей, дождливую Шампань и болота по берегам Сены. Растекшееся по жилам вино делало доверчивее и развязывало язык.
— Скоро полетят гуси и утки. На жнивьях сейчас полно фазана… О-ох! А какие у нас перепелки!
— Скучаю по хорошей охоте.
— Я растерял всех своих соколов. Последний вместе с сокольничим сдох еще во Фракийской пустыне.
— Жуткое время, не хочу вспоминать. Неужели все было с нами?!
— Послушай, Гуго, мы выполним перед Готфридом долг и выступим против халифа. Но после я возвращаюсь домой. И тебе разрешаю тоже. Мы освободили Иерусалим, и мое сердце спокойно. Остальное — суета сует. Погоня за богатством и властью.
— Спасибо, монсеньор. Я так скучаю по сыну.
Граф Этьен де Блуа кивнул.
— Суета сует, все суета…
— Это слова пророка?
Граф вскинул красивый профиль, и лицо его засияло, как у ребенка.
— Пойдем, я тебе покажу…
Они прошли в соседнюю залу. Её стену украшала фреска — такая же, как в доме Гуго. Правда более четкая и яркая — наверное, была написана позже.
— Красота? Его величество царь Соломон собственной персоной. Как выполнено, а? Почище, чем в аббатстве Сен-Лупа.
Гуго посмотрел на фреску. От легкого опьянения линии плыли, и контуры становились округлей. В одеждах придворных и слуг были насыщенней краски — много киновари и лазурита. От этого убранство изображенного дворца казалось помпезней. Девушка, которая так привлекла внимание раньше, тоже была. Только в этот раз она развернулась иначе, и в протянутой руке покоилась виноградная гроздь.
…не смотрите на меня, что я смугла, ибо солнце опалило меня: сыновья матери моей разгневались на меня, поставили меня стеречь виноградники, — моего собственного виноградника я не стерегла…
— Нет, Гуго, представляешь?! Видел бы меня Медерик! Его нерадивый ученик кушает, как римский патриций, и рядом с ним — Соломон!
— Монсеньор Этьен, взгляните на деву… Наверное, это его возлюбленная Суламифь?
Граф сделал шаг назад и склонил голову набок:
— Возможно, вероятно… скорее сего. Какая красотка! Не сомневаюсь, что царь Соломон не смог бы пройти мимо! Шевалье, я не так силен в истории, как брат мой граф Гуго Шампанский. Он бы многое рассказал. И был бы в восторге от дома. Гуго грезит историей царя Соломона не меньше, чем Раймунд и Танкред — его богатством. Что ж, Suum cuique. Как учили древние — «Каждому его доля».
К себе Гуго де Пейен вернулся, когда стемнело. Радовало, что он без труда отыскал в темноте дорогу. Иерусалим становился для него домом.
Слуги ждали его не одни. Прихрамывая, навстречу вышел оруженосец Эктор и вежливо поклонился.
— Приветствую, мон даумазо.
— Приветствую, монсеньор Гуго.
Сквайр отчитался, что стал владельцем дома неподалеку — тоже в кварталах мусульман. Он с восторгом рассказывал, как расправлялся с неверными, и в юношеских глазах горела неподдельная гордость. Почему-то Гуго от этого стало неприятно и грустно. Он попросил приготовить для себя комнату наверху — ту самую, где еще утром покоились трупы. Вторую, более просторную, с детскими игрушками на полу, он распорядился отдать Роже. Сильвену определили лавку в подсобке.
Пятна на полу слуги оттерли. Вместо циновки лежал шерстяной коврик. Гуго подошел к окну. Полнолуние. Верхушки деревьев, стены и крыши домов заливал бледный молочный свет. Если прислониться щекой к решетке, краем глаза была видна Храмовая гора. Неутомимо стрекотали цикады, и совсем рядом ухала сова. Иерусалим казался родным и спокойным. Наверное, так, изо дня в день, у этого окна стояла и смотрела на крыши домов и звездное небо убитая им христианка. Сердце защемило от горечи. Ну, разве он виноват? Он выполнял свой долг, свое дело. Он защищал Гроб Господень и весь Святой Град от непотребств иноверцев. Но тогда зачем захватил себе дом там, где Христос не имел дома? Бароны снова спорили из-за богатств и земельных наделов. Но ведь пришли-то сюда, чтобы славить имя Господне…
Неприятный голосок изнутри отравлял радость победы. Словно кто-то чужой поселился в его сердце, крутился, грыз и не давал покоя. Гуго отвернулся от окна. Взгляд его упал на столик, где валялся странный дар старика. Гуго взял загадочную вещицу в руку и вышел на террасу, подбрасывая на ладони фигурку.
— Надо же! «Пришедший с мечом от меча и погибнет»! Еретик…
Он усмехнулся еще раз, глянул на фигурку и швырнул её на пристройку, где охотились за насекомыми проворные ящерки-гекконы. Фигурка варана упала на крытую крышу пристройки, чуть съехала по скользкой соломе и завалилась в щель.
Глава девятая. Литургия
К утренней мессе Гуго де Пейен прилетел, как на крыльях. Радость близости Гроба Господня вновь переполнила сердце и на время избавила от смутных дум. Служили в Анастасисе — храме Воскресения Господня.
Эйфория была всеобщей. Вчера Арнульф де Роол, капеллан Роберта Нормандского, объявил, что нашел Крест Господень. Из-за скверного характера и истории с копьем, найденным Раймундом Тулузским, в истинность находки верилось туго. К тому же многие, кто был образован, знали, что уже Крест нашли семь веков назад византийские императоры Константин и его мать Елена. Их руками был возведен Анастасис, а над местом обретения Креста возведен храм-базилика. Но люди хотели чуда. С немого согласия духовенства и баронов, маленькая хитрость Арнульфа укрепила авторитет последнего и подняла дух крестоносцев.
Теперь же капеллан отец Арнульф де Роол чопорно шел по храму.
Псалом интроита — пения на вход священника и начала мессы пропели всем хором. Впервые под
