боеприпасов, а также жесткий приказ Сталина, который можно было сформулировать двумя словами «Любой ценой!», привели к тому, что уже через 3 дня котел был ликвидирован. Правда, Гудериан еще сумел организовать прорыв части сил на Ногинск — Люберцы, поставив во главе колонны сводную танковую роту. На большее просто не удалось найти топлива. Но спастись удалось не более чем пяти или шести тысячам человек. В котле были фактически уничтожены 3, 4, 7, 17, 18, 23-я танковые дивизии, 10, 14 и 29-я моторизованные, 129-я пехотная. Погибли командиры LV1 моторизованного корпуса генерал Ша-аль и XXIV танкового генерал Гейр фон Швеппен-бург, в плен попал командир XLVII танкового корпуса генерал Лемельсен. Сам Гудериан, руководивший короткой и безуспешной обороной Орехова-Зуева, отказался бросить своих солдат и, когда русские приблизились к дому, где находился его штаб, застрелился. В его предсмертной записке говорилось: «Наше наступление провалилось. Все жертвы и усилия наших доблестных войск оказались напрасными. Мы потерпели серьезное поражение, которое из-за упрямства Верховного командования повело в ближайшие недели к роковым последствиям. В немецком наступлении наступил кризис, силы и моральный дух немецкой армии надломлены». Слова Гудериана оказались пророческими.
Уже 13 декабря, когда обрисовались первые успехи Красной Армии, фельдмаршал фон Бок спешно вылетел в Берлин, чтобы убедить Гитлера в необходимости срочного отвода войск от Москвы. Результат оказался вполне предсказуемым. Фюрер устроил ему страшный разнос и прямо тут же отстранил от командования. Запланированное награждение «победителя Москвы» бриллиантами к Рыцарскому кресту так и не состоялось. Новым командующим был назначен фельдмаршал Клюге, который получил приказ любой ценой удержать в руках немцев Москву. Фельдмаршал был достаточно умен, чтобы понимать нереальность поставленной задачи, но спорить не посмел.
Самую большую опасность для немцев представлял огромный разрыв в линии фронта южнее Москвы, образовавшийся после гибели 2-й танковой армии. Единственный уцелевший XXXV корпус продолжал отходить на юг, постепенно загибая левый фланг, так как генерал Кемпф не хотел терять связь со 2-й армией генерала Вейхса, видя в этом единственный шанс на спасение своих солдат. Но в результате брешь продолжала расширяться.
В общем-то, ничуть не лучше было положение и самой Москвы, которую занимал только IX корпус генерала Гейера. Клюге должен был как-то укрепить позиции в ключевом пункте, не допустить образования разрыва между 3-й танковой армией в районе Калинина и 4-й армией у Москвы, но главное — любой ценой закрыть брешь. Это он приказал сделать 4-й танковой армии Геппнера, тыловые службы получили распоряжение любой ценой обеспечить ее топливом. Но это было проще сказать, чем сделать, к тому же мы не должны забывать о плачевном состоянии дивизий Геппнера.
И все-таки генерал-оберсту удалось сформировать боевую группу «Штумме» (Kampfgruppe Stumme), поставив во главе ее командира XL моторизованного корпуса. Фактически это был не более чем усиленный танковый полк, максимум сводная бригада, которой предстояло остановить две советские армии.
Дело в том, что Рокоссовский, не желая терять темп наступления, бросил в прорыв 49-ю и 10-ю армии, которые начали продвигаться на запад, не встречая сопротивления.
Положение немцев ухудшалось буквально с каждым часом. 19 декабря перешли в наступления войска Калининского фронта, 30-я и 31-я армии атаковали немцев в районе Дмитрова, успешно форсировали канал им. Москвы и начали продвижение в направлении Солнечногорска. Потрепанные дивизии 3-й танковой армии не сумели их остановить и начали откатываться на запад. 23-я пехотная дивизия, находившаяся в полосе наступления, просто исчезла. Увы, в дальнейшем ее судьбу разделили слишком многие немецкие дивизии.
К 20 декабря положение на фронте окончательно запуталось. Начались бои на восточных подступах к Москве, так как после ликвидации Орехово-Зуевского котла советские 5, 16, 20 и 61-я армии возобновили наступление. Конечно, они также понесли ощутимые потери, во многих дивизиях насчитывалось не более 3000 человек, но состояние немецкой 4-й армии, которую теперь возглавил генерал Герман Гейер, не оставивший командования своим IX корпусом, было заметно хуже. Многие ее дивизии теперь насчитывали по 3-4 сводных батальона, укомплектованных артиллеристами, шоферами, тыловыми обозниками. И все- таки Гейер начал энергичную подготовку к обороне, дома на окраинах города превращались в опорные пункты, рылись траншеи, хотя зимой это было очень нелегко. Гейер приказал VII корпусу своей армии также войти в город, тогда как XX корпус должен был обеспечить безопасность тылов на линии Волоколамск — Наро-Фоминск. Там же находились остатки танковой армии Геппнера, который и принял командование войсками.
Наступление Калининского фронта вынудило немецкий V корпус против его воли также отойти к Москве. Таким образом, гарнизон города формально состоял теперь из 3 армейских корпусов (12 пехотных дивизий) и разрозненных танковых рот и взводов 3-й и 4-й танковых армий. Но общая численность гарнизона не превышала 30 тысяч человек, а обеспеченность боеприпасами, продовольствием и топливом была совершенно неудовлетворительной. И все-таки немцы не собирались сдаваться без боя. В этом их укрепляли обещания Клюге прислать подкрепления, но надо заметить, что сам фельдмаршал при этом предусмотрительно перенес свою ставку в Гжатск, который пока находился в глубоком тылу.
А сейчас мы посмотрим, что получилось из единственной попытки немцев активно противодействовать советскому плану — контрудара группы «Штумме». 21 декабря она столкнулась с 342-й и 346-й стрелковыми дивизиями в районе Алексина. Первый натиск батальоны Штумме отбили, несмотря на численное превосходство русских. Противотанковые орудия немцев сумели уничтожить около двух десятков танков, казалось бы, этому следовало радоваться. Но ведь задачей Штумме было не отражение русского наступления, а восстановление линии фронта в районе Каширы — Венева, поэтому после некоторых колебаний он приказал возобновить движение на восток. Это стало роковой ошибкой, хотя Георг Штумме прекрасно понимал грозящие ему опасности. В результате группа, не пройдя и 10 километров, натолкнулась на импровизированную оборонительную позицию и при попытке штурмовать ее оказалась в мешке, так как теперь ей противостояли уже 4 стрелковые дивизии. А когда мобильная группа полковника Бахарова, сформированная на основе его 150-й танковой бригады, вышла в тыл немцам, все тут же и закончилось.
Однако, как выяснилось, неприятности Группы армий «Центр» только начинались. 23 декабря замкнулось кольцо окружения вокруг Москвы, но советское командование, прекрасно осознавая слишком малую мобильность окруженных корпусов, не стало останавливаться на этом, а продолжило развивать наступление на запад, не дав немцам времени закрепиться на планируемом рубеже. К наступлению подключился Северо-Западный фронт, которые нанес два удара по расходящимся направлениям. В нормальной обстановке это было бы рискованно, но когда немецкая армия разваливалась буквально на глазах, это было не просто правильно, но даже необходимо. В результате полетели клочья от немецкой 9-й армии, которая до сих пор сохраняла относительную боеспособность, потому что последнее время не участвовала в активных операциях. В районе города Демянск образовался еще один котел, в который попали 6 немецких дивизий, а южнее совместно с войсками Калининского фронта были уничтожены остатки 3-й танковой армии. После этого можно было с уверенностью сказать, что Восточного фронта как такового больше не существовало. Немецкая армия сохранила некое подобие порядка лишь на двух его участках: в
Прибалтике и Центральной России на северном участке фронта Группы армий «Юг». В результате нервы командующего Группой армий «Север» фельдмаршала фон Лееба не выдержали, и он приказал начать общий отход, так как его южное крыло теперь не имело никакой опоры, а советские армии выходили в тыл группы армий.
Попытка Гёппнера остановить русское наступление также провалилась с треском. Если в районе Ржева и Волоколамска советские войска удалось кое-как остановить, то на юге, пусть совершенно случайно, 49-я и 10-я армии Московского фронта вместо штурма Наро-Фоминска нанесли удар южнее на Медынь и Юхнов, обойдя слишком короткий оборонительный рубеж, и снова оказались в тылу у немцев. Вдобавок в этот момент Рокоссовский предпринял нестандартный ход — выбросил в тылу Гёппнера крупный парашютный десант — 4-й воздушно-десантный корпус. Причем опять же по случайному стечению обстоятельств районом высадки был назначен Гжатск, где находился штаб Группы армий «Центр». Фельдмаршал Клюге успел спастись, но управление войсками было окончательно нарушено. Уничтожение импровизированной группы Гёппнера не затянулось, и советские армии рванулись дальше, хотя к этому
