Последние поэты империи

— Я на стороне народа.

— Почему вы на сцене такой злой?

— Не могу без боли петь о поруганной России, об изде­вательстве над народом. Эти песни причиняют мне страда­ние, которое некоторыми зрителями, может быть, и вос­принимается как злость».

«Примерный мальчик» вдруг уходит в политическую сатиру. Становится остросоциальным поэтом, ассоцииру­ющим себя с «обманутым поколением». Золотой век Рос­сии он противопоставляет сегодняшнему разграблению, ряженым демократам. В стихах проявляется трагическая гротескность. Игорь Тальков, становясь песенным Робин Гудом, защитником народа, вместе с тем не обожествляет и народ. Он требует от него немедленных действий:

Где ад, где рай,

Где ад, где рай.

Да что гадать?

Давно пора, пора, пора

Донское знамя поднимать.

(«Век-Мамай», 8 апреля 1989)

Он становится не просто песенным борцом, но и дра­матургом, режиссером своих композиций. Не удивился бы, если бы он позже пришел и в политику. Не дали, как не да­ли и Сергею Глазьеву организовать русский национальный блок в Думе.

Русский Тальков начался для миллионов телезрителей с исполнения песни «Россия». Далее последовали «Родина моя», «Бывший подъесаул» — о командарме Гражданской войны Миронове, «Господа-демократы», «Кремлевская стена» и другие.

В своих концертах, чтобы не отшатнулись былые почи­татели, Игорь Тальков обычно первое отделение посвящал политической сатире и остросоциальным песням, а вто­рое — лирическим песням. И ради «Летнего дождя» прихо­дилось лирическим девицам и их кавалерам вслушиваться в песни протеста, вспоминать про свою русскость. Хотя и «Летний дождь» никак не назовешь лирической одноднев­кой, трагедия любви — это тоже одна из жизненных тем Игоря Талькова.

Летний дождь, летний дождь

Начался сегодня рано.

Летний дождь, летний дождь

Моей души омоет рану.

Мы погрустим с ним вдвоем

У слепого окна.

(«Летний дождь», 2 июля 1990)

Думаю, легенда о дворянском Золотом веке у Талькова со временем претерпела бы изменения — не было для нее природных корней у поэта, не было памяти о потерянных имениях и сотнях крепостных. Скорее она перешла бы в легенду о русском национальном характере, обрела бы православную направленность. Собственно, к этому уже и шло. И, конечно же, влияние сверхпопулярного певца — влияние национально-православное — на умы сверстников росло бы и дальше. Его надо было остановить. Думаю, это чувствовал и сам поэт. Я разговаривал с Иго­рем Тальковым по телефону незадолго до смерти, когда уже стала отчетливо видна его патриотическая направлен­ность, задумав сделать с ним беседу для газеты «День». Меня порадовало, что он не отказался от беседы, не испугался репутации «Дня», но перенес ее на время после возвращения с гастролей. Тем более тогда же вышла беседа с ним в «Литературной России», дружеской нам газете, возглавляемой Эрнстом Сафоновым. Тальков уже плавно и неуклонно вписывался в наши ряды, в круг нашего так называемого «белого патриотизма». Ценил деревенскую прозу и поэзию Николая Рубцова и Станислава Куняева.. Особо выделял Василия Шукшина. Впрочем, это бы и стало темой нашей беседы, но... из гастролей он уже не вернулся. Он предчувствовал свою возможную гибель и относился к этому с трагическим спокойствием. Как бу­дет нужно Богу...

Не спеши проклинать этот мир —

Он не так уж и плох,

Если утром ты видишь цветы у себя на окне.

А за окнами светится храм,

А во храме есть Бог.

Но а если Он есть —

То землей не владеть сатане!

(«Не спеши проклинать этот мир...», 1991)

Это одно из последних стихотворений поэта, возмож­но, будущее его направление в лирике. Впрочем, и во всем его белом мифе царила прежде всего национальная Россия, вера в национальное возрождение русского народа.

2004.

- * -

БОРИС РЫЖИЙ

· * * *

Если в прошлое, лучше трамваем

со звоночком. Поддатым соседом.

Грязным школьником, тетей с приветом,

чтоб листва тополиная следом.

Через пять или шесть остановок

въедем в восьмидесятые годы:

слева — фабрики, справа — заводы.

Не тушуйся, закуривай, что ты.

Что ты мямлишь скептически, типа

это все из набоковской прозы.

Он барчук, мы с тобою отбросы.

Улыбнись, на лице твоем слезы.

Это наша с тобой остановка:

там — плакаты, а там — транспаранты,

небо синее, красные банты.

Чьи-то похороны, музыканты.

Подыграй на зубах этим дядям

и отчаль под красивые звуки.

Куртка кожаная, руки в брюки,

да по улочке вечной разлуки.

Да по улице вечной печали

в дом родимый, сливаясь с закатом,

одиночеством, сном, листопадом.

Возвращайся убитым солдатом.

2000.

Поэтическая интонация смерти

Борис Борисович Рыжий родился 8 сентября 1974 года в Челябинске, в семье ученых. В