Последние поэты империи

31  «...последователем... Печерина, стремящимся стать 'чужим' для са­мой России...». Владимир Сергеевич Печерин (1807—1885) — философ, по­эт, профессор греческой филологии в Московском университете (1835—1836). «Прославился» строчкой: «Как сладостно Отчизну ненави­деть!». Проклиная николаевскую Россию, в 1836 г. эмигрировал в Англию, перешел в католичество, принял монашество, жил в иезуитском монастыре Св. Мери Чапель в Клапаме, где его навестил А. И. Герцен, описавший свои впечатления в «Былом и думах» (Ч. 7. Гл.VI). В 1861 г., разочаровавшись в католицизме, разорвал с монашеством, но до конца жизни исполнял обя­занности священника при больнице для бедных в Дублине. Основные про­изведения: драматическая поэма «Торжество смерти» (1833), воспоминания «Замогильные записки» (1860—1870).

32 Амбивалентность (от лат. ambo — оба и valentia — сила) — раздвоен­ность, двойственность. Амбивалентными критика называла в начале 1980-х гг. героев произведений писателей «Московской школы» (см. прим. 44), а иногда и самих писателей за двойственность жизненной позиции (к при­меру, скептическое отношение к социалистическим идеалам и отсутствие общественно значимых поступков по отстаиванию своих взглядов), иначе говоря, за конформизм.

33 «...о мало известных тогда русских мыслителях Константине Леонть­ еве, Михаиле Меньшикове...».

Константин Николаевич Леонтьев (1831—1891) — философ, писатель, литературный критик, публицист. Осуждая либерализм как опасное явле­ние с его «омешаниванием» быта и культом всеобщего благополучия, про­поведовал «византизм»: церковность, монархизм, сословная иерархия; в союзе России со странами Востока видел способ защиты от революцион­ных потрясений («Восток, Россия и славянство». Т. 1—2. 1885—1886). В 1891 г. принял тайный постриг в монахи под именем Климента. Умер в Троице-Сергиевой лавре.

Михаил Осипович Меньшиков (1859—1918) — известный публицист. В 1890-х гг. был близок к либералам, разочаровавшись в либеральных идеях, утвердился на позициях государственника, стал идеологом и организато­ром «Всероссийского национального союза», выдвинув его целью «восста­новление русской национальности не только как главенствующей, но и государственнотворческой». С 1901 г. работал в г. «Новое время», возглавляе­мой издателем и общественным деятелем А. С. Сувориным. До закрытия газеты после Февраля 1917 г. был ее ведущим публицистом, полемизировал с «властителями дум» серебряного века Д. С. Мережковским, В. В. Розано­ вым, решительно осуждал Л. Н. Толстого за антицерковную деятельность. За радикальный патриотизм назван Лениным «цепным псом Черной сот­ни». После Октября 1917 г. жил с семьей в г. Валдае Новгородской губернии. В сентябре 1918 г. выездная группа ЧК увела его из дома, после шестиднев­ного заключения он был расстрелян на берегу Валдайского озера.

34 «Меня позвала Юлия Владимировна Друнина...». Поэт Ю. В. Друнина (1924—1991) — участница Великой Отечественной войны, дважды ранена, награждена орденом Красной Звезды и медалью «За отвагу». Являясь депу­татом последнего Верховного Совета СССР, выступала в защиту армии, ве­теранов-фронтовиков и участников войны в Афганистане от агрессивных нападок перестроечной прессы и телевидения, критиковала хищнические результаты перестройки, которую поначалу приняла с энтузиазмом. Убе­дившись, что все ее действия бесполезны, отказалась от депутатского мандата. 21 ноября 1991 г. покончила с собой. Из прощального письма: «...Почему ухожу? По- моему, оставаться в этом ужасном, передравшемся, созданном для дельцов с железными локтями мире такому несовершенно­му существу, как я, можно, только имея крепкий личный тыл...» Перед ухо­дом оставила на столе тщательно составленную рукопись своей посмерт­ной книги «Судный час», озаглавленную по названию одного из последних стихотворений (вышла в 1993 г.).

Более подробно о судьбе и уходе Ю. Друниной — в книгах: Н. К. Старшинов. Что было, то было... (глава «Планета 'Юлия Друнина'»), М. 1998; Г. Н. Красников. Роковая зацепка за жизнь, или В поисках утраченного Не­ба (статья «Безумно страшно за Россию...»), М. 2002.

35 «...во дни Армагеддона...». Армагеддон (библейск.) — символическое название какого-либо ужасающего события. В Библии говорится о втором пришествии Иисуса Христа и вознесении праведников на Небеса. Люди же, оставшиеся на Земле, покорившиеся антихристу и принявшие его на­чертание, будут испытывать страшное время мучений. После великой скорби этих дней антихрист соберет свое огромное войско: «И он собрал их на место, называемое по- еврейски Армагеддон» (Откр. 16:16). «И уви­дел я зверя и царей земных и воинства их, собранные, чтобы сразиться с Сидящим на коне и с воинством Его. И схвачен был зверь и с ним лжепро­рок, производивший чудеса пред ним, которыми он обольстил принявших начертание зверя и поклоняющихся его изображению: оба живые броше­ны в озеро огненное, горящее серою; а прочие убиты мечом Сидящего на коне, исходящим из уст Его, и все птицы напитались их трупами» (Откр. 19:19-21).

36 «Его подход к Пушкину... Его отношение к женской поэзии...».

В 1981 г. Ю. Кузнецов опубликовал статью «О воле к Пушкину» (аль­манах «Поэзия», № 29), которой вызвал огонь на себя из всех литератур­ных станов, — его полемические заметки были расценены как еретичес­кие. Основные положения статьи: «Гоголь блестяще сказал о Пушкине: 'В нем русская природа, русская душа, русский язык, русский характер отразились в такой же чистоте, в такой очищенной красоте, в какой отра­жается ландшафт на выпуклой поверхности оптического стекла'. Но по­истине что-то дьявольское кроется в этом сравнении, оно и хромает, как бес, ибо никакое оптическое стекло не может отразить ни звука, ни запа­ха, ни осязания, ни, тем более, духа... Отраженный ландшафт возник не случайно... обратимся к пушкинскому 'Пророку'. Там этот ландшафт в полном объеме: 'И внял я неба содроганье, / И горний ангелов полет, / И гад морских подводный ход, / И дольней лозы прозябанье...' Ландшафт разрезан сверху вниз и по горизонтали: 'дольней лозы прозябанье'. Вот какая мировая схема открылась пророку... загадочный пророк... Не иску­ситель ли он?.. И кого он соблазнил?.. А соблазнил он русскую поэзию, и соблазнил именно ландшафтом. Чем иначе объяснить упорное усиление ландшафтной и бытовой предметности в ущерб глубине и духовному на­чалу? (Далее следуют примеры из Тютчева, Тургенева, Некрасова, Фета, Полонского, Бунина, Блока, Есенина. — Л. К.)... Поэтический сим­вол — вот гигантский путь, по которому не пошел Пушкин. Он на многих смотрел и на многое отзывался... но символического опыта Данте не за­метил... В пушкинском творчестве заложено много идей... Но идеи не объединяют, а разъединяют мир... Символ же... объединяет, он целен из­ начально... потому что исходит не из человеческого разума, а из самой природы... Пушкин как поэт недосягаем, но считать, что им все исчерпа­но, — это значит парализовать свою творческую волю и обрекать себя на духовное бесплодие... Блок в поэме 'Возмездие' сделал неимоверное уси­лие достичь ясности пушкинского слога, но потерпел поражение, потому что был соблазнен ландшафтом и перечислением того, что лежит на по­верхности...»

Замечу, что сходную мысль в конце жизни высказывала и А. Ахматова (1889—1966): «Да, там есть хорошие места (в 'Возмездии'. — Л. К.), но ведь в целом это заранее обреченная поэма. 'Евгений Онегин' убил русскую по­эму своим совершенством, и Баратынского и других, так уж было нельзя писать» (Н. Струве. «Восемь часов с Анной Ахматовой» — в книге: А. Ахма­това. «После всего». Сост. и прим. Р. Д. Тименчика и К. М. Поливанова. М., 1989). Неизвестно, знал ли об этом Ю. Кузнецов.

В середине 1980-х гг. вышла нашумевшая статья Ю. Кузнецова с едки­ми суждениями о женской поэзии, от которых он не отказался и много лет спустя, кратко сформулировав их в беседе с Г. Красниковым «На трагедию я смотрю в упор» (1998): «В поэзии для женщин существует три пути. Исте­рия (тип Цветаевой), рукоделье (тип Ахматовой) и подражание (общий без­ликий путь). Кто думает иначе, тот не понимает природы поэзии» (в книге: Г. Н. Красников. Роковая зацепка за жизнь, или В поисках утраченного Не­ба. М„ 2002).

37 Андеграунд (от англ. underground — подполье) — направление в совре­менном искусстве (литературе, живописи, музыке и т.д.), возникшее во вто­рой половине XX в. в чрезмерно идеологизированных странах. Для него характерны неприятие официозного искусства, отказ от общепринятой шкалы ценностей и художественных традиций, часто эпатаж. Иногда под андеграунд подверстывают творческое «короткое дыхание», выродившееся в полубогемный образ жизни.