- Пятьдесят три тысячи двести лотридоров. В случае неоплаты этой суммы сегодня - господин Езеф будет вынужден обратиться в королевский суд.
- Но сначала, - зловеще прошипел одноглазый, - к тебе снова придем мы! И мы не будем столь вежливы как сейчас! Подумай об этом!
- Да, - подтвердил угрозу товарища хромой, слез со стола и парочка не попрощавшись удалилась.
Как громом пораженный сидел Хорст, беззвучно повторяя:
- Пятьдесят три тысячи двести лотридоров, пятьдесят три тысячи двести лотридоров, пятьдесят три тысячи двести лотридоров….
Еще будучи мальчишкой, вместе с друзьями он как-то забрался на чердак дома старосты Брюннервельде и подслушал интересный разговор с управляющим из баронского поместья. Большая часть сказанного стерлась из памяти, но сумма годового дохода с деревни в двадцать шесть с четвертью лотридоров прочно засела в голове. Хорст честно пытался понять на что можно потратить названную людьми в черном сумму и не находил ответа.
Дверь снова распахнулась и Рене проорал:
- Хозяин! Карл и Жаком приехали!
Хорст не обратил на него внимания, продолжая бубнить скороговорку:
- Пятьдесят три тысячи двести лотридоров, пятьдесят три тысячи двести лотридоров, пятьдесят три тысячи двести лотридоров….
Рене разочарованно пожал плечами и с независимым видом вышел, а на пороге нарисовались ещё два посетителя. Старший был тощ, высок, благообразен, с чистым, почти детским взглядом глаз бывалого мошенника; младший, лысый, тумбообразный, баюкал левую руку в перевязи, сооруженной из цветастого платка. Оба степенно поклонились, вразнобой поздоровались и, услышав в ответ:
- Пятьдесят три тысячи двести лотридоров! – недоуменно переглянулись.
- Хозяин! – настороженно позвал старший.
- А! Кто здесь? – Хорст словно вынырнул из холодной полыньи.
- Мы это. Я Карл, а это – Жаком, - на всякий случай представился тощий. – Ты велел нам явиться сегодня?
- Пятьдесят три тысячи двести лотридоров! Да! Чего там у вас?
- Ничего страшного, - бодро начал доклад Жаком. – Десяток кобыл ожеребилось. Конюхи говорят – добрые коньки будут! Цыгане табором хотели на дальнем выгоне встать, но я не разрешил. А то еще вздумают лошадей воровать. Кузнец, как и было оговорено, подковы менять начал у коннетаблевских жеребцов. Табун тяжеловозов всю траву вокруг сожрал, я велел его перегнать за реку. Что ещё? – Он задумался, прищурив один глаз и устремив второй – левый – куда-то вверх. – А! Как же это я? Дырявая голова! Пригоняли ещё двадцать голов из восточной марки, Карл брать отказался! Говорит, денег у него больше нет! По двенадцать монет предлагают! Так я договорился, что коногоны лошадок в наш табун пустят, а деньги мы им завтра отдадим. Я правильно сделал? – он преданно уставился на Хорста.
- Пятьдесят три тысячи двести лотридоров!
Приказчики ещё раз переглянулись, и теперь заговорил Карл:
- На закуп сена я потратил шесть десятков монет и двадцать два гроша. Изготовление ограды на Берёзовском выгоне обошлось в четыре десятка и двенадцать грошей. Лекарю за осмотр последней партии – пять. Овес еще не привезли, но аванс я тоже выплатил – два десятка и сорок шесть грошей. За подковы кузнец обещал скидку, если железо наше будет. Так что я распорядился старые ему отдать. Там на три лотридора меньше платить придется против оговоренного. Еще конюхи оплату требовали. По тому, как срядились с ними – надо было три сотни заплатить, но я им штрафы насчитал, отдал двести десять. Грозились бросить всё и уйти, но остались! Я их породу знаю! Работы-то кроме нас сейчас и не даст никто! Граф Дельи приезжал, требовал убрать табуны от границ его поместья. Пустое – уехал пьяный. Но тридцать монет отдать пришлось. Конюшню возвели под кровлю, завтра уже стойла ставить будем и крышу крыть. Дерево дорожает. В этот раз за каждый воз пришлось на тридцать грошей больше отдавать. – Приказчик достал из поясной сумки табличку и, прочитав её, объявил: - Итого израсходовано две тысячи двенадцать монет и семьдесят один грош.
Он помолчал мгновение и, собравшись с силами, закончил:
- Жаком вот девку ещё в кустах повалял, я не стал разбираться. Вроде всё, - Карл выжидательно замер.
- Пятьдесят три тысячи двести лотридоров! – всё сказанное прошло мимо Хорста.
В установившейся тишине стало слышно, как жужжит последняя недобитая муха. Этот назойливый звук вырвал Хорста из плена магии больших чисел, и он наконец-то обратил внимание на озадаченных приказчиков:
- Вам я тоже денег должен? – набычившись, спросил он.
- Ну, за прошлый месяц расчета еще не было, - неосторожно напомнил Карл.
- Пошли вон!!!! – заорал Хорст и, задрав на стол ногу, принялся стаскивать с неё неподатливый тапок.
Первым за дверь выскочил Жаком, а Карл слегка замешкался и получил-таки тапком по загривку. Хорст заметался по комнате, подобный голодному льву в клетке. После восьмого круга заметил, что шагать в одном тапке неудобно и, прыгая на разутой ноге, добрался до двери, под которой валялся второй. Натягивая его на ногу, вспомнил о проворном мальчишке, высунулся в коридор, и крикнул:
- Рене! Рене, поди сюда!!!
Малец не заставил себя долго ждать – он мгновенно появился перед Хорстом, и, глядя на хозяина взглядом затравленного зайца, застыл на пороге.
- Рене, ты умеешь читать?
- Да, господин.
- Писать, считать?
- Да, господин, - не понимая, чего хочет он него Гровель, мальчишка совсем стушевался.
- Иди сюда, - ласково, насколько мог, попросил Хорст, и для пущей убедительности поманил Рене пальцем. – У меня есть для тебя работа. Вот, смотри… Ты же помнишь, что я вчера очень больно ударился головой?
- Да, хозяин, - поняв, что прямо сейчас его никто бить не собирается, мальчишка немного осмелел, а Хорсту показалось, что он даже услышал расслабленный выдох.
- Молодец, Рене! Что бы я без тебя делал?! Что-то с глазами у меня сегодня, и голова болит. Вот, видишь здесь несколько толстых книг? – Он показал на полку бюро. – Где-то здесь должны быть мои записи о торговых делах последнего месяца. Ты, пожалуйста, все это прочти, посчитай, а после обеда я должен услышать от тебя доклад обо всех расходах и доходах за последний месяц. Нет! Лучше – за три! Понятно?
- Понятно, хозяин, - Рене уже сообразил, что заняться своими важными делами: перезахоронить крысу, пойманную дворовым псом Караем; рассказать другу Жаку о том как противному Карлу попало сегодня по шее; сгонять на городской фонтан – посмотреть на важных карпов, степенно шевелящих прозрачными плавниками – не получится, и потому принимал поручение с поистине монашеским смирением.
- А я потом дам тебе за это монету, - Хорст достал из кошеля, с которым не рискнул расстаться даже во сне, сверкающий золотом лотридор. Пару мгновений покрутил его в пальцах, прикусил, и, словно задумавшись о чем-то, положил монету обратно. – Не эту. Другую дам. Настоящее серебро!
- Хорошо, господин. Только…
- Что, Рене?
- Я так быстро не управлюсь. Может, лучше Карла позвать?
- Нет, Рене, - Хорст сделал вид, что задумался, но на самом деле ему уже давно стало понятно, что с приказчиками в любом случае придется проститься. Не может же господин быть глупее слуг? А в том, что эти два пройдохи очень быстро разберутся, насколько их хозяин несведущ в своем ремесле, Хорст не сомневался ни капли. - Нет, Рене. Ни Карл, ни, тем более, Жакоб, не должны знать об этом поручении! И Эльзе не говори! Это будет наш с тобой маленький секрет. Ты же хотел стать умелым купцом?
- Нет, хозяин, - честно хлопая глазенками, признался Рене, - я хотел стать королевским лейтенантом!
