— Да что я вам?!..
— Тс-с-с! — оборвал его гном. — Входим?
— Будьте осторожны, — предупредил Хагни. — Не забывайте, что здесь был город чародеев.
— Ну, не все же они тут чародеи! — резонно заметила жрица.
— Не все. Но я бы не стал выяснять, кто и в какой степени.
Склеп оказался невелик, но ухожен. И равнодушен к бушевавшим наверху бурям. Высокие, с гнома ростом, негасимые свечи по углам, орнамент из переплетенных восьмерок на низком постаменте и сам открытый гроб, из которого гостям улыбался не тронутый тлением господин в грубом домотканом балахоне. Глаза господина были закрыты.
— Посмотрим? — шепнул эльфу Макобер.
— На что тут смотреть?! — прошипел эльф. — Видишь дверь? Моли своего Ч’варту, чтобы за ней была не швабра, а проход в подземелье.
В глубине души эльф признавал, что склеп совсем не казался страшным или опасным. И то — «опасный склеп»… Похоже, это воспоминания о Лайгаше играют с ним дурную шутку.
Здесь было спокойно. Тихо и спокойно. Надежно.
Странно думать так про человеческие погребения. Все уходит в землю и произрастает из земли — в этом нет ничего удивительного, — но просить родственников зарыть тебя, да еще поглубже…
Эльфы называют себя «дыханием Эккиля». Эльф — это ветер, перебирающий ветви деревьев. А после смерти эльф — это пепел, рассеиваемый ветром…
— Мак, дверь тебя ждет не дождется!
— Куда она денется, — отмахнулся от Мэтта мессариец и потянул эльфа за рукав поближе к гробу. — Торрер, пойми, это мой единственный шанс!
— На что?! — не смягчился эльф. — Опять ищешь приключений на свою?..
— Верю, верю! — оборвал его Макобер, стараясь не повышать голос. — Ольтанским разговорным ты овладел в совершенстве. Цени: когда тебе еще доведется такое от меня услышать!
— Возле следующего же покойника. Так что за шанс?
— Проверить мое тайное оружие против неупокоенной нежити, — зловеще прошептал мессариец тоном престарелого некроманта. — Помнишь, как нам в тот раз досталось? Вот и прикупил при случае…
Эльф поежился:
— В Трумарите?
— А то! Три штуки! Ну не в бою же их опробовать…
— Так они же против неупокоенной, — попытался вразумить друга Торрер. — А здесь, по-моему, все очень даже упокоенное.
— Да ты хоть знаешь, что такое нежить? — не сдавался мессариец. — Нежить — это тот, кому уже не жить. Не жилец, в общем. Понимаешь?
— Ну?
— А «неупокоенный» на ольтанском — это тот, кому покоя не дают. Такие, как мы, например. Нет, скажи, чего ты боишься?
И в самом деле, чего он боится? Того, что у Макобера хватит ума поднять покойника из гроба? Ума-то, может, и хватит, да только одним умом тут не обойдешься…
— Эй, ну что вы там копаетесь? — вновь поторопил их Мэтт.
— Сейчас, сейчас. Понял, чудо ты наше вечнозеленое? Ты вот знаешь, почему он так сохранился?
— Бальзамирование какое-нибудь, — вполголоса предположил эльф. — Пойдем, а?
— Вот заладил! — искренне возмутился Макобер. — Покойников боишься, а еще магом хотел стать. Хочешь, я поклянусь, что даже пальцем до него не дотронусь?
— Клянись!
— Чем? — опешил мессариец, не ожидавший такого оборота.
— А чем обычно люди в таких случаях клянутся? — осведомился Торрер.
— Люди? — оживился Макобер. — Люди клянутся самым дорогим, что у них есть. Чтоб меня Мэтт дальше чем на два шага от себя не отпускал!
Торрер вздохнул:
— И что теперь?
— Да оставь ты его в покое, — донесся от двери приглушенный голос Хельга. — Никто не будет подвешивать каменную плиту над дверью в склеп. Вот, смотри…
Дверь отворилась. Легкий ветерок робко заглянул в склеп, поиграл с пламенем свечей и вылетел наружу, не найдя ничего заслуживающего внимания.
— Там дальше какие-то ходы, — негромко окликнул их страж. — С гробом что-то не в порядке?
— Все отлично! — успокоил Хельга Макобер. — Секундочку… Договорились?
Эльф обреченно кивнул.
«Обычный склеп, — уговаривал он себя, уже предчувствуя, чем это все закончится. — Самый обычный склеп. К которому Мак невесть с чего прицепился».
Взобравшись на постамент, мессариец склонился над покойным.
Нет, не бальзамирование — лицо умершего казалось живым: румянец на щеках, биение жилки на шее. Что за ерунда! Вот шевельнулась грудь — еле-еле, едва…
— Мак!
Мессариец отпрыгнул, однако покойника это не угомонило. Он даже не стал садиться в гробу, а сразу — точно по еще недавно неподвижному телу прошла колдовская волна — спрыгнул на пол.
За спиной эльфа тихо, закрыв ладошкой рот, ахнула чародейка.
— Эй, мы не хотели! — Мессариец зашарил по карманам.
— Мак! — едва ли не хором крикнули Бэх, Мэтт и Хагни.
Торрер потянулся к мечам.
— Мак, отходи, — с нажимом произнес он.
Склеп не изменился. Все так же ровно и задумчиво горели свечи. Но если раньше присутствие смерти ощущалось еле заметным намеком…
— Вот оно!
Макобер запустил в ожившего мертвеца нечто напоминавшее большое куриное яйцо. Треск скорлупы — и из яйца выползла на свет тоненькая зеленая змейка.
Глаза мертвеца раскрылись. Не глядя, он махнул ладонью — с влажным шлепком змейка врезалась в стену.
— И все?!! — возмутился Макобер. — Ну и жулик же этот…
Отодвинув мессарийца в сторону, Торрер заступил мертвецу дорогу.
Встретившись с ним глазами, эльф вдруг подумал, что оружие нужно против того, кто собирается нападать. Мертвец не собирался. Он обводил талиссу недоумевающим взглядом человека, который привык быстро и энергично просыпаться и сейчас пытается сообразить, зачем же он это сделал. Его растерянные темно-карие глаза удивленно задержались на преграждавшем дорогу эльфе, испытующе пробежали по кольчуге Бэх…
— Торрер, назад!
Но теперь уже он не мог уйти.
Эльф прикрыл глаза.
Он не знал, почему Нетерта до самого конца не отпускала своих покойников. Он всего лишь
Когда он открыл глаза, тело в гробу уже не казалось почти живым.
— Уф-ф! — Захлопнув дверь с другой стороны, мессариец прислонился к ней спиной. — Слушай, Торрер, теперь и я, кажется, понимаю, почему некоторые города считаются столь опасными.
