так.
– И вообще, надо сменить тему. Раз уж мы начали о феноменах, то давайте к ним и вернемся…
В разговорах до разделки грибов, а уж тем более до засолки, дело так и не дошло. В конце концов, когда Георгий вспомнил о добыче, Лазаренко пришлось свалить грибы в ванну и залить холодной водой.
Домой Георгий ушел только ближе к полуночи. И не с пустыми руками – с двумя подаренными книжками. Одна была тем самым замятинским очерком об Уэллсе. Вторая – так заинтересовавший его сборник Кларка.
Глава 7
Учетно-архивный отдел КГБ СССР
Дело № 75-09-2345-14 (2-Б). Совершенно секретно
«…Прошу объяснить причины моего отстранения от расследования ЧП на полигоне 2-Б».
Пометка: оставлено без ответа».
МО СССР. Из сообщений по отделу внешней безопасности спецпроекта «Отражение» (входящие).
Сентябрь 1977 г. Совершенно секретно
«…при контакте с агентом «Аяксом» разрешен четвертый уровень доступа к информации…»
«..Сегодня днем в районной больнице г. Карельска на своем служебном месте скончался патологоанатом Чиркин В. С. Официально объясняется, что причина смерти – инфаркт. Наши источники в Комитете утверждают, что это убийство…
…Существует большая доля вероятности утечки информации по проекту «Отражение». Возможно, речь идет о законспирированной в КГБ группе влияния, которая, минуя Министерство обороны СССР, пытается выйти на прямой контакт со Смотрителями, а также любыми способами вмешаться в политику МО СССР в космической сфере, используя для этого все доступные методы противодействия.
Смерть Чиркина и отстранение агента «Аякса» от расследования ЧП на полигоне 2-Б являются звеньями этой цепи. Перед своим начальством чрезмерно активный агент «Аякс» намеренно был выставлен в невыгодном свете, хотя вся предоставленная им информация изучалась группой влияния самым тщательным образом. Что касается смерти Чиркина, то, по всей вероятности, к нему пытались применить методы психофизического воздействия с последующей ликвидацией нежелательного свидетеля…»
Проснулся Георгий в шестом часу, и, как ни пытался уснуть снова, не давали беспокойные мысли. Он зажег лампу и, достав со стола подаренную книгу про Уэллса, открыл наугад страницу и наткнулся на первый же попавшийся абзац:
«…И кто знает, может быть, еще через тридцать лет – через десять – через пять – мы так же равнодушно будем смотреть на машину, отправляющуюся на Луну, как теперь смотрим на аэроплан, чернеющий в небе чуть заметной точкой…»
Фраза ударила его силой той одержимой уверенности, которой подчинялся автор, написавший эти строки. Как странно – пятьдесят лет назад люди верили, что космические путешествия станут обыденностью. Считали, что на других планетах обязательно есть жизнь. И ведь, когда был запущен первый спутник, – все было именно так: колоссальный энтузиазм, всеобщее ликование. А потом – настоящие полеты. Один за другим! И невозможное казалось возможным. Он хорошо помнил все это – воодушевленные разговоры родителей и соседей. И как однажды его выволокли во двор, где собралась толпа людей, и все смотрели в усеянное звездами небо. И как взрослые кричали: «Летит! Летит!» Он был еще тогда малышом – всего четыре года – и не помнил, видел ли на самом деле крохотную движущуюся по небосводу звездочку, но какое-то волнующее чувство, возникшее от сплава эмоций людей вокруг и собственного любопытства и заставляющее сердце биться сильнее, даже сейчас напоминало о себе, через двадцать лет после той ночи.
«А что, если нас заставляют верить, что в космосе нечего искать? Принуждают думать, что там – лишь пустота и одиночество?»
Может ли быть такое, что космонавты открыли там нечто запретное?
Да не… Ерунда. Если Лазаренко так хочется – пусть выдумывает свои теории. Но ты-то, Георгий, не поддавайся…
И он в буквальном смысле заставил себя вынырнуть из этого омута. Встал и пошел на кухню, где включил радио. Да погромче – чтобы старуха за стенкой тоже послушала жизнерадостные голоса из репродуктора о том, как у нас все замечательно. И остальные соседи тоже! И чтобы самому себе доказать: нет никаких других теорий, кроме одной-единственной, верной и направляющей. А все остальное – чушь и фантасмагория!
Но червь сомнения никак не хотел покидать выгрызенное в памяти уютное местечко. Вдобавок вспомнилось унижение со слежкой. И эти полунасмешливые, полупрезрительные экивоки, странные комбинации шефа, который ничего не желает объяснять, – ударили с новой силой.
– Так что же, порвать со всем? Совсем? – спросил он себя под оглушающие звуки марша энтузиастов.
Он раздраженно вырубил радио.
Вернулся в комнату, включил телевизор. Снова посмотрел на армейскую фотографию. И вдруг подумал о Светлане – а ведь ее большой фотографии у него так до сих пор нет. Что же мешало обзавестись?
Он убеждал себя, что это всего лишь ничего не значащее упущение. У него есть фото в бумажнике, получается, он носит его почти рядом с сердцем. Разве этого недостаточно?
«Вполне!» – ответил он сам себе.
Действительно, почему бы, наконец, не стать обычным нормальным человеком, обзавестись семьей? Создать еще одну здоровую, крепкую ячейку общества. Или хотя бы из героя переквалифицироваться в управдомы…
Разумная мысль, но она не вызывала восторга. Вообще, в душе было пусто и мерзопакостно.
Так идти или не идти на день рождения?
А Светка будет ждать… М-да, все-таки надо. Если испытываешь сомнения – нужно только сделать первый шаг, а дальше само пойдет – и будь что будет. Кривая выведет, как говаривали в старину…
Георгий приготовил себе завтрак, не спеша поел, пялясь в телеящик. Выгладил костюм, достал запыленные лакированные туфли, протер. Чистой белой рубашки в шкафу не нашлось – пришлось срочно стирать и повесить сушиться. Вот и еще один аргумент полезности семейной жизни – не без уныния подметил Георгий. Если, конечно, он не потерял и этот шанс – у Светланы от навязчивых поклонников отбоя нет, и то, что она тратит свою гордость именно на него, не может продолжаться бесконечно. Может быть, сейчас встретиться с ней? Однако он вспомнил, что выходные ее семья проводила за городом, и
