Когда передовые части, преследуя врага, продвигаются быстро, мы за неделю работы отстаем на сотни километров, и догонять приходится поездом. Там, где нет железной дороги, — автотранспортом.
Не испытывали мы удовольствия при переездах в эшелонах. Может, потому, что зачастую нас сопровождали вражеские самолеты. Ведь каждый налет создавал тревожную ситуацию, хотя никого из нас не трясло от страха.
Вот и сейчас, в Киеве, погрузку в эшелон закончили в сумерках, а только успели отъехать за город, как началось преследование вражеским самолетом. Словно бы он тут и висел, ожидая момента отправки.
Состав то и дело останавливался. Это машинист обманывал врага: где гнал, а где резко тормозил, избегая попадания бомбы. Так поступают бывалые водители паровозов. И все-таки рискованно ехать, если не уверен, целы ли рельсы. То в лесу, то в поле остановка, то бомбежка, то обстрел начинается.
— Выходи из вагонов! — раздается команда.
Куда бежать? Темно. Повсюду вдоль дорог стояли дощечки со знаком «заминировано!».
— От пули спасешься — на мине подорваться можешь, — зло ворчит кто-то из мужчин.
И все-таки спешили отойти к лесу. Когда глаза привыкли к темноте, мы увидели кресты. Оказались на заброшенном кладбище.
— По вагонам! — собирает людей старшина.
Только приблизились к эшелону, как вновь вернулся самолет и давай обстреливать. Уходить было поздно, Упали, где стояли. Пули ложились неровной цепочкой именно там, где мы растянулись. Они поднимали фонтанчики песку, забрасывая его в лицо, обдавая теплым воздухом.
— Вот, стервятник, пристал, — ругался старшина. — Сколько же еще у тебя там этого груза?!
А девчата грозили кулаком:
— Умирать нам рановато. Нас ждут поважнее дела!
Ужасно надоело бегать из вагона и снова в вагон. Мы с Шурой решили не выходить. Будь что будет!
На узловой станции Фастов слышим: воет сирена — воздушная тревога! И тут же засвистели бомбы. Люди из вагонов разбежались. А мы сидим на полу, на соломе, прижавшись друг к другу. Самолет снова шел в пике…
Кто-то бежал вдоль эшелона и кричал, приостанавливаясь у вагонов:
— Эй, есть тут кто-нибудь?
— Есть! — подбежали мы к двери.
— Врачи?
— Нет. Медсестры.
— Какого черта здесь делаете? Марш в бомбоубежище!
— Может, лучше вам поможем?
— Нет. Нужны врачи.
Врачей и операционных сестер с нами не было. Часть из них несколько дней назад из Киева выехали в Брусилов. Там медсанбат, уходя вперед, под наблюдением врачей местной больницы оставил раненых, которые нуждались в хирургической обработке ран. Остальные еще утром на машине отправились на новое место.
В воздухе опять завыл самолет, снижаясь. Поблизости разорвалась бомба, и вторая… О стены вагона застучали осколки.
— Пойдем, поищем врачей, — говорю Шуре, — может, в бомбоубежище кого-нибудь найдем. Наверное, раненые есть.
До сих пор я никогда не была в таком месте, не представляла, как выглядит это сооружение.
Рабочий-железнодорожник привел нас к запасному ходу, что находился поблизости. Открыл тяжелый люк, и мы по вертикальной лестнице спустились в подземное помещение.
При тускло горевшей лампе увидели множество народу. Там было очень тесно и жарко.
— Врачи здесь есть? — спрашивает Шура.
Вместо ответа стали раздаваться голоса:
— Врачи, на выход!
— Есть на выход! — отозвалось несколько человек.
Тем временем вражеские самолеты улетели. Горели вагоны. Что-то взрывалось. Между эшелонами на носилках несли пострадавших в сторону привокзального медпункта. Кто мог идти — вели под руки. На перрон, слегка припорошенный снегом, укладывали в ряд тех, кто уже не нуждался в помощи.
По другую сторону вокзала, которого давно не существовало, находилось еще одно бомбоубежище. Оно было ближе других укрытий, и, естественно, когда объявили воздушную тревогу, пассажиры близстоящих эшелонов поспешили туда. И надо же было случиться такой беде: бомба попала в гущу столпившихся у входа людей. Туда-то и должны были спешить врачи. Там нужна была помощь десяткам, а может сотням, пострадавших.
Побежали к месту трагедии и мы.
Здесь раздавались стоны, крики отчаяния, плач людей, проклятия в адрес фашистов.
«Мамочка, родненькая моя, видела бы ты, что здесь происходит! Я тебя успокаивала, что не на передовой, в госпитале буду работать. Что ничего со мной не случится. А эти люди, отправляясь в недалекий путь, тоже надеялись, что ничего и с ними не случится…»
Мы с Шурой подхватили носилки, куда только что положили тяжелораненую девушку, и отнесли ее к медпункту, где десятки врачей уже приступили к оказанию помощи. И снова на место происшествия. Взяли под руки и повели раненного в ногу лейтенанта. Довели и обратно…
— Темкинцы, по вагонам! Поезд отходит! — услышали голос старшины.
Пришлось спешить к вагону, который находился впереди, далеко за пределами станции.
Собравшиеся возбуждены. Наперебой рассказывают о происшедшем. Жалеют, что не смогли помочь больше из-за отправки эшелона.
Впервые я увидела в слезах Клавдию Степановну, которая прибежала и уже на ходу поезда влезла в вагон. Она поразила всех известием о том, что осколком бомбы наповал убило Юрия Ивановича Павленко, нашего нового художественного руководителя.
Все произошло очень быстро и неожиданно. Когда разорвалась первая бомба, он сидел с гитарой на стуле в штабном вагоне и пел. Они с Клавой готовили новую концертную программу. Не успел отложить гитару, как напротив, в вагон соседнего поезда, упала вторая бомба. Большой осколок, влетевший в приоткрытую дверь, угодил в шею Юрия Ивановича, перерезав сонную артерию. Считанные секунды — и человека не стало.
Осколками той же бомбы ранило еще двоих наших сотрудников, которые находились в соседнем со штабом вагоне. Санитару из команды выздоравливающих «распахало» бедро сантиметров на двадцать, а работница кухни, кроме ранения в голень, получила еще и контузию.
Ну и дела! Все, что мы увидели сегодня, было ужасно! И ничего изменить и предотвратить невозможно. Лишь в утешение или оправдание происходящего напрашиваются слова: война есть война!
Долго не могли успокоиться от пережитого кошмара. А под утро на одной из станций состав снова задержали.
— Дальше ехать нельзя. На большом участке разрушены пути. Цела лишь немецкая узкоколейка, — объяснил железнодорожник.
— На долгую жизнь рассчитывали — свои узкоколейки понастроили! — возмущался кто-то на перроне, — Не вышло?!
Эта небольшая станция почему-то не охранялась зенитками. Как рассказывают жители, вражеские самолеты, зная, что им ничего не угрожает, прилетали и нагло носились над самой головой у людей, над эшелонами, чуть ли не касаясь крыш вагонов, и били из пулеметов в упор.
— Выгружайся! — объявил старшина.
Кроме нашего хозяйства, несколько вагонов занимали вещевые склады управления и еще какие-то воинские подразделения. Соседи-спутники, чтобы не задерживать состав, свое имущество перекладывали из вагонов прямо на перрон, вдоль железной дороги.
