– Что ж, пожалуй, стоит побеседовать с этой дамой.
В это время зазвонил телефон, и комиссар снял трубку. Он выслушал чье-то сообщение, и я поняла, что случилось, что-то, чего он никак не ожидал.
– Боюсь, что побеседовать с Анной Грей мы уже не сможем.
– Что случилось?
– Госпожа Грей умерла, разбилась на машине, это было примерно час назад. Свидетелем происшествия был инспектор патрульной службы, дежуривший на седьмом шоссе, он считает, что машина была намеренно направлена на опору железнодорожного моста. Вы ведь знаете это место?
– Да. Но почему?
– Это несомненное самоубийство, и если она как-то причастна к смерти Саймона Бирса…
Но мне все же непонятно, как?
– Но зачем?
– Надеюсь, нам удастся это выяснить.
– Комиссар, я, конечно, вмешиваюсь не в свое дело, но не попросите ли ваших экспертов исследовать более внимательно этот перстень, не только на отпечатки пальцев.
– Что вы имеет в виду?
– Ну, например, нет ли в золотых завитках этой исторической реликвии остатков того самого яда, от которого умер господин Бирс.
– Вот это уже более конкретно, странно, что я сам об этом не подумал, но ведь никто и не искал связи между… Сейчас позвоню в лабораторию. Или лучше схожу туда, заодно возьму отчет о первой экспертизе, вы меня подождете?
– Если вы не возражаете.
Комиссар отсутствовал около получаса. Я успела позвонить Стиву и немного подумать.
– Да, с одной тайной, можно сказать, разобрались. – заявил комиссар, вернувшись от экспертов. – В золотой сеточке перстня нашли небольшой изъян. Он слегка помят, причем так, что внутрь перстня торчит острый конец прогнувшейся части сеточки. Для пальчика Анны перстень был велик, и это повреждение ей не мешало. А, может, на ее руке вообще была хорошо сделанная копия? Вот когда перстень примерял Бирс, он поцарапался, на его пальце действительно есть крошечная царапина.
– На перстень был нанесен яд?
– Скорее всего, хотя обнаружить его вряд ли получится. Остатки очень небольшого количества вещества могли быть стерты, ведь кольцо лежало на ковре и было накрыто телом.
– Но осталось еще так много вопросов.
– Да, я хочу поговорить с племянницей, точнее, приемной дочерью Анны. Вы со мной?
– Конечно, если можно.
– Думаю, что даже нужно. Поехали!
Марина уже знала о том, что случилось. Это было понятно по ее заплаканным глазам. Но говорила с нами она спокойно. На вопросы отвечала внятно. Насколько ей было тяжело, можно было догадаться только по взгляду и нервным движениям пальцев.
– Извините нас, – мягко заговорил комиссар, – но это мои служебные обязанности.
– Я понимаю, спрашивайте.
– Расскажите, что произошло сегодня? Ведь что-то произошло?
– Я не знаю, что вы имеете в виду, кроме… – она все же не удержалась от слез и нам пришлось подождать, пока она успокоится и сможет продолжать разговор.
– Но ведь должна быть какая-то причина, – чувствовалось: комиссару очень неприятно, что приходится мучить бедную девочку.
– Я не знаю, – с трудом выговорила Марина, и мне показалось, что в глазах ее появилось сомнение.
– Вспомните, пожалуйста, все, что было сегодня с самого утра, все, даже самые незначительные мелочи.
– Да, ничего особенного и не было.
– Может, кто-то приходил? Звонил по телефону? Не получала ли госпожа Грей писем?
– Телефон, разумеется, звонил с утра не раз, но так бывает каждый день, мама… была такой общительной.
– А кто ей звонил сегодня, вы не можете вспомнить?
– Кажется, звонила Юджиния, они обсуждали поминки, которые устраивают на девятый день… – она опять умолкла, явно стараясь справиться с набегающими слезами, – да, еще звонил наш адвокат, мне показалось…
– Что вам показалось, – комиссару пришлось мягко напомнить о том, что он ждет ответа на свой вопрос.
– Мне показалось, что он чем-то расстроил маму, она ушла в свою комнату и больше часа не выходила оттуда.
– Вы ведь слышали какие-то фразы, из того, что она говорила?
– Я не прислушивалась, я ведь не думала, что это может быть важно. Впроче, одну фразу я все же помню.
– Какую?
– Она сказала: « А мы не можем отказаться?». Я думаю, что ответ был отрицательный, и я думаю, что это ее огорчило, но ведь можно спросить господина Франса.
– Это фамилия вашего адвоката?
– Да, Рихард Франс. Вот, она протянула руку к столику, на котором стоял телефон, вытащила из маленького выдвижного ящичка визитку и протянула ее комиссару.
Больше ничего существенного мы не узнали, да и Марина была на грани. К тому же вскоре к ней пришел врач, видимо, их семейный доктор, и мы ушли, еще раз высказав все, что принято и все, что смогли.
ЗАВЕЩАНИЕ
Господин Франс принял нас в своей конторе уже через час после разговора с Мариной.
Это был довольно пожилой, но приятный человек, невысокого роста и очень худой. От этого лицо его казалось чуть вытянутым. Говорил он, немного растягивая слова, но эта манера не раздражала, скорее даже наоборот.
– Да, разумеется, я уже знаю, что случилось. – ответил он на вопрос комиссара.
– Мы хотели бы кое-что выяснить у вас?
– Конечно, если могу чем-то помочь, пожалуйста.
– Вы звонили сегодня утром госпоже Грей.
– Да, это было часов в десять, пожалуй.
– Вы не могли бы нам сказать, о чем шла речь в вашем разговоре?
– Это уже не тайна – о завещании.
– Она хотела составить завещание, или изменить уже существующее?
– Нет, вы меня не поняли, мы говорили не о ее завещании, а о завещании господина Бирса.
– Господина Бирса? – удивился комиссар, – он что же упомянул госпожу Грей в своем…
– Не Анну, конечно, а Марину, – уточнил адвокат.
– Марину? Но разве он был с ней знаком?
– Видите ли, Марина – его дочь. Он завещал ей все свое немалое состояние, за исключением сравнительно небольшой суммы, которую он оставил для уплаты по различным обязательствам.
– Постойте, а что вы обсуждали с Анной? – неожиданно вмешалась я.
– Госпожа Грей действительно очень странно отреагировала на сообщение о наследстве, которое получила ее приемная дочь. Я понимаю, что это создает для девочки некоторую психологическую нагрузку, она, видимо, не знала ничего о своем отце, но отказываться от таких денег!
– Она хотела отказаться от этого наследства?
– Вот именно, она предлагала передать эти деньги какому-нибудь благотворительному фонду, а девочке ни о чем не сообщать. Но я должен был ей отказать, вы, комиссар, понимаете, что это был бы юридический
