двадцать лет назад! Пусть думает, что это его патент! Может ему от этого будет легче.
– И что это ты так сегодня печешься об убийцах?
– И еще, босс. Проверьте принтер Томаса. Я уверена, что он отпечатал хокку на нем, а накануне убийства положил в конверте в почтовый ящик поэта. Если это так, то полиция легко могла обойтись без наших услуг...
– Надеюсь, ты не хочешь поссорить меня с инспектором Смайлсом?
Здесь я должна сделать маленькое пояснение. Я сочла нужным изменить в рассказе имена Блэка Джека и Дерека Вулфа и, разумеется, в нем не было никаких упоминаний о Брайане Нордвестере. Но здесь, приводя рассказ в описании этой грустной истории, я вернула поэтам их истинные имена. Это сделано с единственной целью: не запутать читателя.
Во время чтения я внимательно наблюдала за выражением лица Макса, изредка бросая в его сторону изучающие взгляды. Но Максимилиан – крутой профессионал: он ничем не выдал свое отношение к рассказу. Он опорожнил полуторалитровую бутылку пепси с таким постным выражением лица, будто заслушал вердикт судьи, в содержании которого не сомневался.
Я еле выдержала паузу, но все-таки вынуждена была спросить:
– И как тебе?
И только тогда Макс оживился.
– Ты гений!
– Это само собой, Макс. Я спросила про рассказ.
– А рассказ – гениальный!
– Макс, если бы ты сказал, что я – так себе, а рассказ гениальный, я бы, может, еще и поверила... А так... Мне действительно нужно знать твое мнение.
– Ну хорошо, хорошо... Ты собираешься ознакомить с рассказом и Генри с Майлсом?
– Само собой разумеется.
– Ты полагаешь, что им понравится, как ты их тут изобразила?
– У Генри превосходное чувство юмора, я бы сказала даже, чувство моего юмора. За него я спокойна.
– Не скажи, Николь! Редкому мужчине понравится, когда его превращают в женщину. Я не говорю об извращенцах.
– Всего лишь в женщину, Макс. Не в крокодила же... – с нежностью в голосе произнесла я, опасаясь, что дело кончится ссорой.
– А что ты сделала из инспектора Майлса? – не унимался Макс.
– Ничего плохого я о Смайлсе не написала. Он вообще похож на Майлса не более, чем один инспектор полиции похож на другого. Если он будет против, я назову его как-нибудь иначе и дело с концом. Забудь на секундочку, что ты адвокат. Они защитят себя сами. Лучше выскажи свое мнение о рассказе, – приперла я к стенке Макса, сделав ударение на слове «свое».
– А эта идея с плитой? С тобой на самом деле произошло нечто подобное?
– Да. Я действительно придумала это при схожих обстоятельствах.
– Николь, ты и вправду хочешь иметь собственное дело, заниматься частным сыском? А ты знаешь, что для этого нужна лицензия?
– Черт возьми, Макс, это очень интересная тема, но давай поговорим об этом как-нибудь в другой раз!
Я знала, что Максимилиан недружен с чертом, и его упоминание действовало безотказно как английская соль.
– Очень хороший рассказ, – скороговоркой выпалил Макс, почувствовав, что я способна расторгнуть помолвку, – но, если ты позволишь, несколько замечаний.
– Сделай одолжение!
– У меня впечатление, что чего-то не хватает в конце. Он как бы не закончен.
– Почему? Совершено преступление. Преступник разоблачен и арестован. Что еще надо?
– Не знаю, ты же у нас писатель. А у меня впечатление читателя.
– Хммм. Я подумаю, может, вставлю в конце еще пару предложений. Но я слышала, что сейчас в моде открытый конец, то есть, понимай, как хочешь.
– И все-таки, Николь, подумай, – не отставал Макс.
– Хорошо. Я закончу так: «В ладони полицейского зашебуршилась белая крыса с ярко-розовыми глазками».
Макса как ветром сдуло со стула. Он принялся метаться по номеру.
– Что случилось, Макс? Ты боишься крыс?
– Я с тобой говорю серьезно, а ты...
– Ну Макс... Я всего лишь процитировала последнюю фразу рассказа «Долгий путь домой». – Я взяла в руки сборник рассказов Брэдбери, прихваченный в путешествие благодаря своему карманному формату. – Вот, полюбуйся! – Я раскрыла книжку в нужном месте и протянула Максу. Он осторожно взял ее в руки. Она не превратилась в белую крысу с ярко-розовыми глазками.
Макс заглянул в книгу и, успокоенный классиком, плюхнулся на стул.
– Ладно, оставь как есть, – смилостивился мой жених. – Из двух зол выбирают меньшее. Пойдем дальше. У тебя там перепутаны лица.
– Что ты имеешь в виду?
– Я не очень понял, от чьего лица ведется повествование. От автора или от Никольсена? Ты вроде как пишешь от первого лица, а потом вдруг говоришь, что кабинет Никольсена на самом деле твой.
– Ну да, я просто хотела таким способом сообщить читателю, что Никольсен – это я.
– Но это запутывает.
– Макс, это же не постановление суда, а художественный текст...
– Это не освобождает тебя...
– От ответственности! – успела вставить я.
– От соблюдения определенных законов повествования, – невозмутимо завершил фразу привыкший к помехам и шуму в зале Макс.
Я снова взяла в руки книжку, порылась в ней немного и ткнула пальцем. Но Макс поверил мне на слово.
– Quod licet Jovi non licet bovi...
– Твой довод принят, Макс, я подумаю. Что-нибудь еще?
Макс достал из кармана расческу и принялся водить ею по краю стола. Пытка какофонией.
– Прекрати, Макс!
Он как ни в чем не бывало спрятал расческу в карман, и я сразу подобрела.
– Расследование у тебя какое-то банальное...
Теперь пришла моя очередь вскочить, но я вовремя спохватилась.
– Другим оно и не может быть, Макс. Есть определенный набор действий, которые сыщик должен произвести. Иногда ему хватает нескольких из них, чтобы сработала его интуиция. Конечно, Шерлок Холмс мог ограничиться только логическими рассуждениями, но что я тебе рассказываю! Ты не хуже меня знаешь, что это не имеет никакого отношения к реальности. Если хочешь знать, то оригинальным должно быть преступление, точнее загадка, ведь настоящий детектив может обойтись и без него.
Макс плеснул пепси в мой стакан и примирительно сказал:
– Да, преступление у тебя и впрямь оригинальное.
– Сама придумала!
– А что там лошадь делает?
– Какая лошадь?
– Ну, конь.
– Пасется. А что?
– Откуда конь в городе?
– Ну, Макс... Бедный квартал, окраина города, пустыри, куры, козы... Почему не быть и коню? Ты уже придираешься.
