такую же решетку на дверь. Он, очевидно, решил, что я трус, но мне наплевать!..
Итак, слесарь навесил железные жалюзи на окна и решетку на дверь, но я не закрывал их до полуночи, хотя уже стало прохладно.
Внезапно я почувствовал, что он явился, и какая это была радость, какая сумасшедшая радость! Не торопясь, я встал со стула, долго кружил по комнате, чтобы он ничего не заподозрил, потом скинул башмаки, небрежно сунул ноги в домашние туфли, опустил жалюзи на окнах, потом ленивым шагом подошел к двери и дважды повернул ключ в замке. Вернулся к окну, запер его на висячий замок, а ключ положил в карман.
Внезапно я ощутил, что он беспокойно снует вокруг меня, что теперь боится уже он и приказывает мне выпустить его. Я почти сдался, но все-таки выдержал характер, прислонился к двери и приоткрыл ее — чуть-чуть, ровно настолько, чтобы, пятясь, протиснуться в щель; я так высок ростом, что головой касался притолоки, и он не мог проскользнуть мимо меня, уж в этом-то нет сомнений! Я запер его в спальне, он там один, один! Какое счастье! Попался-таки в ловушку! Я сбежал по лестнице, бросился в гостиную, она как раз под спальней, облил керосином из обеих ламп ковер, мебель, что попало, затем поджег и выскочил на улицу, дважды повернув ключ в замке входной двери.
Потом я затаился в глубине сада, среди лавровых кустов. Но как тянулось время! Как тянулось! Кругом черно, немо, недвижно, в воздухе ни дуновения, в небе ни звезды, только смутные кряжи туч, и каким грузом давили мне на душу эти почти неразличимые тучи!
Я не спускал глаз с дома и ждал. Как тянулось время! Я уже начал думать, что огонь сам собою погас или что это он его погасил. И в эту секунду одно из оконных стекол в нижнем этаже лопнуло под напором пламени, и огненный язык, огромный огненный язык, оранжево-красный, длинный, мягкий и ласковый, пополз вверх по белой стене, лизнул ее всю до самой крыши. По деревьям, веткам, листве пробежали блики и вместе с ними трепет — трепет страха! Проснулись птицы, завыла собака; мне даже показалось, что рассветает. Лопнуло еще два стекла, и весь нижний этаж дома превратился в чудовищный костер. И тут крик, жуткий, пронзительный, раздирающий уши женский крик ворвался в ночь, и настежь распахнулись два мансардных оконца. Я забыл о прислуге! И вдруг увидел обезумевшие лица, взмахивающие руки…
Ничего не соображая от ужаса, я помчался в деревню с воплем: «Пожар! Пожар! На помощь! На помощь!» Навстречу мне бежали люди, и я вернулся вместе с ними к дому, я хотел все увидеть!
Но вместо дома был костер, жуткий и величественный, грандиозный костер, озарявший землю, и в нем испепелялись люди, испепелялся он. Он, мой пленник, новоявленное Существо, новоявленный властелин, Орля!
Внезапно крыша, вся целиком, рухнула, стены поглотили ее, и огненный столп взметнулся к небу. Через все распахнутые окна этого горнила я видел плещущее пламя и думал — он там, в самом пекле, он мертв…
Мертв? А если?… Если его тело, проницаемое для света, не поддается тому, что убивает нас, людей?
Если он жив?… Если одно лишь время властно над невидимым и грозным Существом? Не для того же ему дана эта прозрачная плоть, плоть неощутимая, приравнивающая его к духам, чтобы и он, как мы, становился жертвой недугов, ранений, немощей, преждевременного уничтожения.
Преждевременное уничтожение! Вот он, источник ужаса, тяготеющего над людским родом! На смену человеку — Орля! На смену тому, кто может умереть в любой день, в любой час, в любую минуту из-за любой малости, явился тот, кто встретит смерть лишь в назначенный день, в назначенный час, в назначенную минуту, встретит ее, когда исчерпает весь отпущенный ему срок!
Ну да… ну да… это ясно… он жив… И значит… значит… мне остается одно — убить себя!..
Фриц Лейбер
Фриц Ройтер Лейбер (1910–1992) родился в Чикаго в семье знаменитых актеров шекспировского репертуара Фрица и Вирджинии Лейбер (урожденной Бронсон). Он получил диплом биолога в Чикагском университете и некоторое время следовал по стопам родителей в качестве драматического актера, появившись на киноэкране в нескольких фильмах — в том числе в классической «Камилле» (1937) с участием Греты Гарбо и Роберта Тейлора и в «Горбуне из Нотр-Дам» (1949), где также играл его отец. Кроме того, Лейбер год проучился в Общей теологической семинарии в Нью-Йорке, но не окончил ее. После Второй мировой войны он стал младшим редактором журнала «Научный дайджест», и эта работа вдохновила его на сочинение художественной прозы в жанрах фэнтези и научной фантастики.
В его богатом литературном наследии выделяется растянувшийся на полвека цикл героической фэнтези (термин, изобретенный Лейбером) о Фафхрде (герой, прототипом которого стал сам автор) и Сером Мышелове (чьим прототипом стал друг Лейбера Гарри Отто Фишер). Ряд его произведений экранизирован; самый известный пример такого рода — дебютный роман писателя «Ведьма» (1943), по которому поставлено три фильма: «Гори, ведьма, гори!» (1962) (по сценарию Джорджа Бакста, Чарльза Бомонта и Ричарда Матесона), «Странная женщина» (1944) и «Колдовское зелье» (1980).
Лейбер — лауреат восьми премий «Хьюго» и двух премий «Небьюла».
Рассказ «Девчонка с голодными глазами» был впервые опубликован в антологии «„Девчонка с голодными глазами“ и другие истории» под редакцией Дональда Уоллхайма (Нью-Йорк: Эйвон, 1949). В 1995 году режиссер Йон Джейкобс поставил по его мотивам одноименный фильм.
Девчонка с голодными глазами (© Перевод А. Лисочкина.)
Ну ладно, расскажу, почему от Девчонки у меня мороз по коже. Почему я стараюсь поменьше бывать в центре, чтоб лишний раз не смотреть, как толпа роняет слюни при виде щита над улицей, где она в обнимку с пивной банкой, или пачкой сигарет, или еще какой-нибудь хреновиной. Почему давно терпеть не могу журналы, поскольку знаю, что она обязательно появится на какой-нибудь странице в кружевном бюстгальтере или пузырящейся ванне. Почему с ужасом думаю о миллионах американцев, жадно впитывающих эту отравленную полуулыбочку. Это целая история — история посильней, чем вам кажется.
Нет, вы только не подумайте, что я ни с того ни с сего вдруг проникся благородным негодованием к социальному злу под названием «реклама», способному вызвать общенациональный психоз в отношении какой-нибудь шикарной красотки. Если учесть, чем я сам зарабатываю на жизнь, это было бы просто смешно, точно? Хотя вы, наверное, вполне вправе считать, что в таком способе постановки секса на деловые рельсы все-таки есть что-то извращенное. Но я-то такими глупостями голову не забиваю. И я прекрасно знаю, что если у нас есть лицо, и тело, и взгляд, и все такое прочее, то почему бы вдруг когда- нибудь не объявиться одной такой единственной, в которой все это добро сочетается так качественно, что нам просто ничего не остается, как окрестить ее Девчонкой с большой буквы и насобачить на все рекламные щиты от Таймс-сквер до Телеграфного Холма?
Но та Девчонка совсем не как остальные. Она не настоящая. Она как болезнь. Она нечистая.
Ну конечно, год у нас сейчас одна тысяча девятьсот сорок восьмой, а на что я намекаю, попахивает чертовщиной. Но понимаете, и я сам до конца не просеку, на что намекаю, не считая кое-каких совершенно определенных вещей. Хотя бы на то, что вампиры и в самом деле есть, только далеко не все они кровь сосут.
И на то, что были убийства, если то и вправду были убийства.
