столь категорично. Моя размеренная, расписанная по часам жизнь — как она была скучна! Настоящая жизнь начиналась лишь по ночам, когда я выбирался из дому. Да, девушка права! Человек должен жить так, как ему нравится.
— Вы не представляете, как я вас понимаю, — ответил я. — И мне бы хотелось вновь с вами встретиться. Честное слово, я могу вам помочь. Отныне можете располагать мной. Прикажите — я все исполню. Клянусь!
— Клянетесь? Всерьез клянетесь?
В восторге от того, с каким пылом она восприняла мои слова, я торжественно воздел руку к темным небесам.
— Клянусь. Отныне и навсегда, клянусь.
— Тогда слушай. Сегодня тебе нельзя перебраться ко мне, и я тоже не сойду на берег. Я не хочу, чтобы ты поднимался к нам на лодку — ни сегодня, ни когда-либо. Тем более днем. Но не печалься. Я сама приду к тебе. Нет, не сегодня и не завтра — когда-нибудь. Может быть, не очень скоро. Я сойду на берег, когда вода в канале перестанет течь.
Должно быть, я невольным жестом выразил нетерпение или отчаяние. Ее слова означали «никогда». Разве может вода в канале перестать течь? Наверное, девушка угадала мои мысли. Она произнесла:
— Ты не понял. Я говорю серьезно: обещаю, мы с тобой встретимся здесь, на берегу. Вода бежит все медленнее и медленнее. Выше по течению канал уже пересох. Здесь, между шлюзами, вода еще просачивается и движется, хоть и медленно. Но наступит ночь, когда течение остановится, — и я приду к тебе. А когда мы встретимся, я попрошу тебя об одной услуге.
Вот такие обещания я получил в ту ночь. Девушка вновь уселась на крыше каюты, сжалась в комок и недвижным взором уставилась на меня. То есть мне казалось, что она смотрит на меня, но в следующее мгновение я в этом сомневался. И все же я чувствовал ее немигающий взгляд. Холодный ветер, про который я забыл во время нашего разговора, налетел вновь, зловонный запах тлена и гнили усилился.
Я вернулся домой перед самым рассветом, тихо поднялся по лестнице и проскользнул в свою комнату.
На следующий день я падал с ног от усталости. Шли дни, а я чувствовал себя все хуже — ведь человек не может обходиться без сна. Как безумный, бродил я по старому бечевнику и ждал, ночь за ночью, стоя напротив полузатонувшей лодки. Иногда я видел свою ночную даму, иногда — нет. Она почти не разговаривала со мной; время от времени она садилась на крышу каюты и позволяла любоваться собой до зари или до того момента, когда меня охватывал внезапный страх и я убегал домой, в свою комнату, там валился на постель и засыпал. Мне снились страшные сны, и я ворочался на постели до тех пор, пока мне на лоб не падали первые лучи солнца. Тогда я вскакивал, наспех одевался и мчался на работу.
Однажды я спросил ее, почему она поставила столь странное условие: вода в канале должна остановиться, чтобы она пришла ко мне. (Как жадно я всматривался в эту воду! Как часто бегал на берег лишь затем, чтобы в очередной раз увидеть грязный поток, в котором медленно плыли пузыри, пучки соломы, ветки и разный мусор!) Однако мои расспросы вызывали у нее лишь раздражение, и я перестал их задавать. Девушка решила покапризничать, пусть так. Мое дело — ждать.
Через неделю я снова задал ей вопрос, уже на другую тему. После чего усмирил свое любопытство.
— Никогда не спрашивай меня о том, чего не знаешь, иначе ты меня больше не увидишь!
Я всего лишь спросил, за что ее с отцом преследовали в нашем городе, что вынудило их искать убежища на старой лодке и где они жили раньше.
Чтобы не потерять ее доверие, я поспешил переменить тему. Но пока подыскивал слова, услышал ее тихий голос:
— Ужасно, ужасно! Эти домишки под мостом и вдоль канала, неужели они лучше моей лодки? Я задыхалась, я не могла там жить! У меня не было свободы, а теперь я свободна. Скоро я забуду все, чего не забыла до сих пор. Этот визг, крики и проклятия! Представь себе, что сидишь в одной из тех лачуг и дрожишь от страха за собственную жизнь!
Я не нашел слов для ответа. Удивительно, что она вообще снизошла до воспоминаний. Я понял одно: до того, как поселиться на старой гниющей лодке, она жила в одной из тех ужасных развалюх на берегу. Каждая из них выглядела как место преступления.
Покидая ее в ту ночь, я чувствовал себя готовым на все.
Однако на следующий день мне в голову закралась тревожная мысль. Я жил, как во сне, и впервые задумался о том, куда эта дорога может завести меня. Я вообразил, что в старых домиках вдоль канала таится ужас и девушка сбежала оттуда. Мне очень нравилась зловещая атмосфера тайны, окружавшая объект моих весьма необычных ухаживаний, но не слишком ли разыгралось мое воображение?
К этому времени у меня начались серьезные проблемы. Не то чтобы у меня появились враги, но за моей спиной начали шушукаться коллеги. Поразмыслив, я пришел к выводу, что еще немного — и меня объявят сумасшедшим, хотя пока еще со мной держались в высшей степени вежливо, стараясь лишний раз не беспокоить, что устраивало меня на все сто. Мучительно проживая очередной тягучий серый день, изнывая от бессонницы, чувствуя на себе косые взгляды коллег, я мечтал об одном: чтобы скорее наступила ночь.
Однажды я подошел к тому человеку, который приглашал меня в летний лагерь.
— Ты когда-нибудь обращал внимание на домики, что стоят вдоль канала со стороны города? — спросил я его.
Он бросил на меня странный взгляд. Видимо, понял, что я впервые хочу поговорить о чем-то очень важном.
— Странные у тебя вкусы, Мортон, — после недолгого молчания сказал он. — Я слышал, ты любишь бродить в уединенных местах. Советую тебе, держись подальше от этих домиков. Там сплошная грязь, и слухи о них ходят самые неприятные. Если будешь около них прогуливаться, можешь попасть в историю. Там произошло несколько убийств, а рядом обнаружили наркопритон. Скажи на милость, зачем они тебе понадобились?
— Они мне не нужны, — ответил я. — Просто мне интересно на них посмотреть, не заходя внутрь. По правде говоря, я слышал одну историю. Неважно, где. Ты говоришь, там кого-то убили? Так вот, я слышал, что в одной из лачуг жили отец и дочь, а потом что-то случилось, и все на них ополчились, а они сбежали из города. Ты что-нибудь об этом знаешь?
Барретт посмотрел на меня так, словно эта жуткая тема заставила его похолодеть от страха.
— Постой, я что-то припоминаю, — сказал он. — Об этом писали газеты. В поселке пропала маленькая девочка; все решили, что она погибла, и обвинили в ее смерти отца и дочь. Говорили, что они… боже, не хочу об этом вспоминать. Кошмар какой-то. Ребенка вскоре нашли — вернее, нашли то, что от него осталось. Тело было изуродовано до неузнаваемости, и все решили, что это сделано специально, чтобы скрыть причину смерти. На горле девочки зияла страшная рана, а умерла она от потери крови. Тело нашли… знаешь, где? В комнате той девицы. Правда, старик с дочерью успели сбежать до приезда полиции. Полицейские прочесали все окрестности, но беглецов не нашли. Неужели ты ничего не знал? Об этом писали все газеты.
Теперь я вспомнил ту историю. И вновь в мою душу закрались страшные сомнения. Так кем же — или чем — была девушка, похитившая мое сердце?
Измученный усталостью, преследуемый страшным наваждением, мой разум отказывался воспринимать реальность. Я чувствовал себя как лунатик, когда инстинкт предупреждает его об опасности, не давая подходить к самому краю крыши.
В голове возникали страшные картины. Я читал, что существуют женщины-убийцы, постоянно испытывающие жажду крови, а еще есть привидения или призраки. Имя им легион, о них можно прочитать во множестве старинных книг о нечистой силе, и их жажда крови не исчезает и после смерти. Вампиры, вот как их называют. Днем они мертвы, а ночью превращаются в злых духов, бродят в собственном обличье, в виде летучих мышей или зверей и убивают тела и души своих жертв. Тот, кто умирает от «поцелуя» вампира, сам становится вампиром. Я не раз читал о таких вещах.
Я перебирал в памяти все, что знал о живых мертвецах, и вот что вспомнил: одну преграду они не в
