серьезного кризиса. Постарайтесь не переиграть, но пусть в сообщении об этом проскользнет намек на возможность насилия в отношении меня. Разумеется, — заканчивая, сказал он как нечто само собой разумеющееся, — пока этот корабль здесь — ничего не случится. Тем не менее, если через полтора часа я не вернусь, попробуйте со мной связаться. Затем действуйте по обстановке, шаг за шагом, начиная с предупреждения, угроз, кончая огнем на поражение.
Несмотря на внешнюю уверенность, Молтби испытывал тяжелое чувство пустоты и одиночества, когда его катер опустился на крышу штаб-квартиры Ханстона.
Когда Молтби вошел в его кабинет, Ханстон поднялся, вышел навстречу, пожал ему руку.
— Я хотел, — произнес Ханстон спокойным приятным голосом, — оторвать вас от тех мокрых куриц, которые сидят на насесте там, внизу. Я очень хочу поговорить с вами наедине и надеюсь, что сумею убедить вас. Никакого lesemajeste,[4] поверьте, и в голову не приходило.
Спокойным голосом образованного человека он очень живо излагал старые избитые аргументы о принципиальном превосходстве гиброидов. Говорил с глубоким убеждением в своей правоте. Слушая его, Молтби понял, что главной бедой этого человека было отсутствие общей и специальной информации о внешнем мире. Ханстон долго прожил в узкой ограниченной среде, характерной для спрятанных под землей городов гиброидов. Его рассуждения и размышления были совершенно оторваны от серьезнейших проблем реального мира. Несмотря на яркость ума, Ханстон был глубоким провинциалом.
— Вы верите, что Пятидесяти Солнцам удастся скрыться от земной цивилизации? — спросил, закончив наконец свой монолог, лидер мятежников.
— Нет, — честно признался Молтби. — Думаю, они в конце концов обнаружат нас. Это неизбежно.
— И все же вы выступаете за их явно несостоятельную попытку сохранить тайну?
— Я выступаю за единство действий в создавшейся ситуации. Верю, что, соглашаясь на контакт, разумно проявлять осторожность. Возможно, мы сумеем даже отложить “открытие” нас человечеством на сто, а может быть, и более лет.
Ханстон молчал. Его красивое лицо нахмурилось.
— Вижу, — сказал он наконец, — мы придерживаемся разных взглядов.
— Возможно, наши долгосрочные намерения одинаковы, — ответил неторопливо Молтби. — Возможно, у нас просто разные методы достижения одной цели.
Лицо Ханстона посветлело, глаза широко раскрылись.
— Если бы я мог в это поверить, Ваше Превосходительство! — сказал он с надеждой. Потом вдруг спросил: — Могу ли я узнать ваше мнение о будущей роли гиброидов в цивилизации?
— Если представится благоприятная возможность, гиброиды неизбежно будут добиваться высших позиций в руководстве. Действовать они будут только законным путем, не злоупотребляя своей возможностью контролировать сознание других людей. Извлекать таким образом выгоды для себя — просто непорядочно. Законным, и только законным путем они займут доминирующее положение сначала на Пятидесяти Солнцах, а затем — во всей Галактике. Но если на пути к вершинам власти гиброиды прибегнут к силе, они неизбежно будут уничтожены, все до единого человека — мужчины, женщины, дети…
Глаза Ханстона засверкали.
— Как долго, по-вашему, мы будем идти к цели? — спросил он.
— Процесс этот может начаться при вашей жизни, при моей, но потребует по крайней мере тысячелетия, в зависимости от того, насколько быстро деллиане и обычные люди будут вступать между собою в браки. Ведь сейчас, как вам известно, иметь потомство в таких браках просто запрещено.
Ханстон мрачно кивнул.
— Я был неверно информирован, — произнес он. — Теперь я вижу: вы — один из нас.
— Нет, — решительно возразил Молтби. — Прошу не путать долгосрочную позицию с краткосрочной. В данном случае между нами такая же разница, как между жизнью и смертью. Одного намека на то, что мы рано или поздно хотим добиться доминирующего положения, достаточно, чтобы встревожить людей. А ведь правительства Пятидесяти Солнц подготовили сейчас народ к тому, чтобы к нам относились, я бы сказал, “дружественно осторожно”. Покажем народам свою солидарность с ними, и начало будет положено. Если же мы займем враждебную позицию, тогда немногочисленная раса суперменов, к которой мы оба принадлежим, будет уничтожена.
Ханстон вскочил на ноги.
— Ваше Превосходительство, я согласен с вами. Я ваш единомышленник. Подождем, как будут развиваться события.
Молтби не ожидал такой легкой победы. Несмотря на убежденность в искренности Ханстона, он не собирался верить ему на слово.
Этот человек может круто изменить свою позицию, как только исчезнет угроза со стороны “Атмиона”. Молтби откровенно высказал Ханстону свои опасения, закончив следующими словами:
— В данной ситуации я вынужден просить вас согласиться на шестимесячную добровольную изоляцию в таком месте, где бы вы не смогли поддерживать контакт с вашими сторонниками. По форме это будет просто домашний арест. Вы можете быть вместе с женой. Вам будут оказаны всяческие знаки внимания и уважения. Вы будете немедленно освобождены, если за это время между Землей и Пятьюдесятью Солнцами будет установлен контакт. Вы будете скорее заложником, чем пленником. Даю вам двадцать четыре часа на размышление.
По дороге к катеру, который должен был доставить Молтби на “Атмион”, никто не попытался задержать его.
Ханстон сдался. При этом он оговорил только один момент: об условиях его домашнего ареста должно быть объявлено по радио.
Таким образом, Пятьдесят Солнц избавились от непосредственной опасности быть обнаруженными. Ясно было, что корабль Земли сам, без помощи, не сможет найти даже одну планету так надежно спрятавшейся цивилизации. Молтби был убежден в этом. Оставалась лишь проблема обнаружения, неизбежного обнаружения, спустя несколько лет, когда из главной Галактики прилетят сотни кораблей. Но странно, что теперь, когда главная опасность миновала, он начал беспокоиться за будущее.
Возвращая “Атмион” на первоначальный курс, Молтби думал о том, что еще он может сделать для обеспечения безопасности народа Большого Магелланова Облака.
Кто-то, думал он, должен точно выяснить размеры опасности, нависшей над его цивилизацией. Неожиданно в голову ему пришла мысль, как это сделать. Она повергла его в трепет. Но чем дольше он обдумывал ее, тем более был уверен в возможности ее осуществления. И единственный человек, который подходит для выполнения задуманного, — это он, Питер Молтби.
Он все еще ломал голову над тем, как угодить с “Атмионом” в плен, когда на земном корабле зазвучали сигналы тревоги:
— Леди Лорр, мы установили контакт с кораблем Пятидесяти Солнц в поле верхнего резонанса.
— Немедленно захватить! — последовал приказ Первого капитана.
Молтби так и не понял, как это произошло. В первые минуты мысли его были заняты тем, как сдаться в плен. Когда же лучи захвата “подцепили” “Атмион”, было уже поздно анализировать, как это случилось.
С ним что-то происходило: он физически ощущал, как его захватывает смерч, тело его напрягалось и сжималось, а ткани, из которых он состоял, казалось, разрываются. И все внезапно прекратилось, как только пойманный корабль Пятидесяти Солнц потащили в темноту.
С бьющимся сердцем Молтби следил за измерительными приборами, которые могли хотя бы приблизительно показать размеры корабля Земли. Прошло немало времени, прежде чем он понял, что сделать это он не в состоянии. В этой кромешной, беспредельной ночи даже ближайшие звезды выглядели
