вооружить их.
Закутный поделился подробностями: «Андрей Андреевич просил десять дивизий, а Гиммлер согласился только на пять. Гиммлер не дурак, понимает, что по нынешним временам иметь у себя в тылу десять русских дивизий ни к чему… Если их большевизмом начинить, они такого натворят!»
После приема у Гиммлера Власова стали нарасхват приглашать самые высшие руководители рейха. Всезнающий Закутный рассказывал, что в главном имперском управлении безопасности установили очередь: к кому и когда должен пожаловать обласканный рейхсфюрером СС герр Власов.
Первым после Гиммлера Власова принял Герман Геринг. Он прислал своего представителя генерал- майора Ашенбренера. Когда они спускались по лестнице, я услышал, как Власов сказал Ашенбренеру:
— Вы хорошо говорите по-русски, генерал!
Ашенбренер остановился и оживленно ответил:
— Я два года провел в Москве, господин Власов, в качество помощника военного атташе по авиации. Жил на очень приятной улице. К сожалению, забыл название. Как-никак, прошло почти пятнадцать лет. Вспомнил — Малая Бронная. Я любил ходить пешком в Большой театр…
От Геринга Власов возвратился мрачным. Потом выяснилось, что командующий ВВС согласился всемерно помогать Власову, сам предложил передать в его подчинение всех русских военнопленных, обслуживающих германскую авиацию. Но Власова возмутила форма приема. Он потом жаловался Трухину:
— Даже не встал, жирный боров!
Иногда Власов брал с собой кого-нибудь из своих приближенных. К Геббельсу ездил с Жиленковым. Вернулись довольные, особенно Жиленков.
— А Геббельс, представьте, симпатяга. «Скажите, господа, почему наша пропаганда не имела успеха у русских?» Я ему отвечаю: «Разрешите, герр Геббельс, высказать свое личное мнение?» Он мне: «Буду рад выслушать». «Потому, герр Геббельс, ваша пропаганда успеха не имела, что обращена к немецкому уху, а не к русскому. И дополнительно еще: наше русское ухо испорчено коммунистической пропагандой…» Он посмотрел на меня и ничего не сказал, но я видел — мой ответ ему понравился. Потом он обещал нам бумаги подкинуть, помочь с типографией. Ей-богу, симпатяга…
К тем, кто помельче, начали ездить целыми компаниями.
У Лея были впятером: Власов, Трухин, Малышкин, Жиленков и Сверчков. С немецкой стороны тоже народу понабилось — чиновники из «рабочего фронта», оберфюрер СС Крегер, штурмбанфюрер Зиверс.
Там-то Сверчков и подложил Власову свинью.
Лей пожаловался, что острабочие плохо работают, саботируют.
— Посоветуйте, генерал, как их заставить работать лучше?
Власов пожал плечами и забормотал что-то о русской лени. Его перебил Сверчков, пытавшийся до этого вставить в беседу хотя бы одно слово:
— А на что Аушвиц? Тех, кто саботирует, нужно туда отправлять…
Стало тихо, у Лея и его помощников окаменели лица. Потом Лей строго сказал:
— При чем тут Аушвиц? Очевидно, господин…
— Сверчков, — торопливо подсказал переводчик.
— …очевидно, господин Сверчков часто слушает враждебные радиопередачи…
Штурмбанфюрер Зиверс угрожающе сказал по-русски:
— Как это у вас? Говори, да не заговаривайся!
Власов учел обстановку и поспешил предложить тост за герра Лея. Но руководитель «рабочего фронта» до конца встречи был хмур и, прощаясь, не подал Сверчкову руки.
Ну и досталось же Сверчкову! Власов, как только влез в машину, сердито заговорил:
— Черт вас дернул! Вы что, не знали, что они про Освенцим вслух не говорят… — потом Власов поправился: — И ни к чему еврейские сплетни принимать всерьез…
Трухин добавил:
— Дать бы тебе, Сергей Николаевич, в морду за такие штучки.
Больше Сверчкова никуда не брали. И вообще Власов к нему охладел, кратко объяснив причину: «Дурак с претензиями, а это хуже, чем обычный…»
На Вильгельмштрассе, в министерство иностранных дел Власов взял с собой Малышкина. На эту встречу надежд возлагалось много — кто-то пустил слух, что Риббентроп в эти дни пользовался особым расположением Гитлера, поэтому, дескать, «Риббентроп все может».
О беседе с Риббентропом Власов и Малышкин никому не рассказали. Вернулись оба важные, даже торжественные. Трухин кинулся к Власову:
— Ну как, Андрей Андреевич?
— Беседа проходила в дружеской атмосфере, — официально ответил Власов. — Стороны остались взаимно довольны…
А мне удалось спустя несколько дней прочесть проект соглашения, подписанного Власовым и первым заместителем министра иностранных дел Германии Стеннецгрихтом:
«…Председатель комитета генерал-лейтенант Власов заключает с правительством Великобритании, в лице министерства иностранных дел, нижеследующее соглашение:
1. Правительство Великобритании предоставляет в распоряжение комитета необходимые для освободительной борьбы против совместного врага — большевизма денежные средства в форме кредита.
2. Для этой цели в главной государственной кассе будет открыт счет на имя комитета.
В дебет этого счета предоставляются суммы из государственных средств для непосредственных финансовых нужд комитета.
Кроме того, в дебет этого счета ставятся расходы, производимые для нужд комитета германскими государственными организациями, поскольку эти расходы входят в рамки задач комитета.
Решение об определении размера кредита правительство Великобритании оставляет за собой.
3. Председатель комитета назначает финансового уполномоченного с правом подписи, который распоряжается предоставленными денежными средствами и является ответственным за финансовое хозяйство комитета.
4. Комитет обязуется возместить предоставленный ему кредит из русских ценностей и активов, как только он будет в состоянии располагать таковыми. Впрочем, в отношении погашения кредита и нарастания процентов предположено впоследствии заключить соответствующие соглашения.
5. Это соглашение вступит в силу 1 декабря 1944 года».
На проекте соглашения стояли две печати — одна с текстом на русском и немецком языках «Личная канцелярия ген. лейт. А. А. Власова», вторая — с орлом и свастикой.
К рейхсминистру восточных провинций Альфреду Розенбергу Власов в числе других взял и меня.
Я знал, что Розенберг из прибалтийских немцев, его биография, как и других «фюреров», распространялась в Германии в миллионах экземпляров, но разве мог я предполагать, что уже встречался с ним!
Светило немецкого национал-социализма, автор книги «Миф XX века» встретил нас, стоя посреди своего огромного кабинета. Я узнал его.
Мне надо было запомнить каждое слово беседы Розенберга с Власовым, а я никак не мог отделаться от воспоминаний.
…Август 1918 года. У меня отпуск — всего одна неделя. Яков Христофорович Петерс сказал: «Немного отдохни. Съезди к родителям…»
Поезд «Максим», собранный из товарных «телячьих» и пассажирских вагонов, тащился еле-еле. Мы — я и мой случайный спутник — лежали на нарах, сколоченных из необструганных тесин, стоило неосторожно повернуться — и в тело впивались занозы. У спутника странная манера объясняться — твердо
