Через полчаса к театру подошел рабочий отряд.
Командир отряда Никитин искренне удивился, увидев возле театра немцев с винтовками.
— А ну, ребята, узнайте, что они тут делают?
К Никитину привели обер-лейтенанта Балка. Он явился, как положено в таких случаях — в полной форме, с белым парламентерским флажком, без оружия.
— Председатель комиссии по делам военнопленных обер-лейтенант Балк прибыл для переговоров…
— Кес-ке-се? — со смехом спросил кто-то. — Что это за цапля?
— Прекратить смешки! — крикнул Никитин и, взяв под козырек, спросил Балка: — Вы решили нам помочь, товарищи? Загнали подлюг в театр? Давайте вместе выкуривать их оттуда.
Балк подал свое воззвание. Командир читал вслух. Последние строчки: «…с соблюдением всех международных законов и прав» встретили возмущенными криками: «Кончай эту волынку!»
Никитин аккуратно сложил воззвание, положил в карман.
— На все — на размышление, на отвод ваших «войск» — даю десять минут! Ауфвидерзейн, герр Балк!..
Под вечер Андрей с сотрудником Губчека Золиным обходили город. Казалось, все молодое, здоровое население в разрушенной части вымерло, — по пепелищам в поисках остатков своего добра бродили одни старухи.
На Пошехонской улице на земле сидела худая старуха. Рядом лежал измятый самовар. Левой рукой бабка прижимала швейную машину.
— От Демидовского лицея остались одни трубы, — рассказывал Золин.
Еще одна бабка несла небольшую икону в обгорелом киоте и рыжего мокрого кота.
Валялась вывеска: «Разумное развлечение. Театр миниатюр». Около остатков балагана лежала мертвая лошадь.
— Обе дунаевских фабрики сгорели — махорочная и спичечная. От завода Эпштейна осталась только котельная. Видишь, за Волгой развалины. Это мельница Вахромеева, а желтое — бывшая семинария, ни одного окна! Крыша провалилась…
На краю большой лужи на Рыбинской улице стоял на коленях пожилой человек в белой рубашке с закатанными рукавами. От черных, в узкую серую полоску брюк остались одни клочья. Мужчина старательно, вдумчиво стирал клетчатую жилетку. На него молча смотрел мальчик.
Андрей спросил мальчика:
— Что это он делает?
Мальчик отвернулся. Мужчина откинул со лба темные, начавшие седеть волосы и спокойно ответил:
— Понимаете, господа, как все нехорошо вышло. Мне господину Оленину заказ сдавать. А я пятно… Подсолнечное масло! Хуже ничего нет…
Подошла женщина в черном платке.
— Мирон Яковлевич! Господин Оленин приехали…
Сумасшедший вскочил, за ним побежал мальчик.
Женщина горестно объяснила:
— Только Боря уцелел. Жену и двух дочек сначала снасильничали, а потом убили. Похлопочите, пожалуйста, чтобы его поскорее в больницу. Борю мы к себе заберем…
У гостиницы «Бристоль» шумела большая толпа.
К стене прижалась молодая женщина в изодранном платье. Около нее суетился старик в швейцарской ливрее, с большой бородой. Размахивая молотком, он кричал:
— Это она! Это она, стерва, адреса товарищей большевиков давала!
Андрей схватил швейцара за руку:
— Подожди, дед, дай-ка молоток… А теперь рассказывай…
Женщина с ненавистью смотрела на Андрея.
— С женщинами воюете? Это легче легкого!..
Старик завизжал.
— Это шкура! Сам видел.
— Да не кричи, не глухие! Кто она? Что сделала?
— Кто она? Она сама с языком, скажет! Артистка! Сколько душ загубила… Я бы ей по черепу!..
Андрей вспомнил театр «Интимный уголок», красивую актрису, спросил:
— Вы Барковская?
— А вам не все равно…
Швейцар завопил:
— Она и есть! Барковская…
Барковскую увели, толпа разошлась, только швейцар никак не мог успокоиться.
— Такую стерву надо бы на месте пришибить…
— Самосуда никто вам не позволит…
Швейцар вдруг побежал. Андрей удивился резвости старика: понесся, как мальчишка, часто оглядываясь, нелепо размахивая руками. Озорно, по-разбойничьи, свистнули. За швейцаром бежал парень с винтовкой. Он настиг старика, подставил ногу, и тот рухнул на булыжную мостовую. Парень поднял беглеца и повел за рукав к «Бристолю». Швейцар шел покорно, не сопротивляясь, с ужасом глядя на кого- то, кто стоял позади Андрея.
Мартынов оглянулся.
— Анфим Иваныч!
И осекся — это был действительно Анфим Болотин, но Андрей подумал, что он ошибся. Дело было не только в том, что у Анфима повязка закрывала правый глаз, он весь был совсем другой, таким суровым Андрей никогда его раньше не видел.
— Здравствуй, Андрюша, — тихо ответил Болотин, не отводя взгляда от старика. А тот шел, весь дергаясь, словно его трясла лихорадка, и мелко-мелко крестился.
— Он, товарищ Болотин? — спросил парень.
— Он, — ответил Анфим. — Куда Катю увезли?
Швейцар не переставая крестился.
— Я тебя спрашиваю? Где Катя?
Швейцар только мычал, не сводя заполненных ужасом глаз с худого, почерневшего лица Анфима.
Потом поднял правую руку ко лбу, видно, хотел еще раз перекреститься, но рука бессильно повисла. Швейцар упал. Парень с винтовкой наклонился, приложил ладонь к груди.
— Умер, товарищ комиссар…
Анфим пошел в подъезд, остановился и сказал Мартынову:
— Пойдем со мной, Андрюша! Мне надо в номере посмотреть. Там у меня документы. Я, может, домой на денек съезжу…
СНОВА ГРИГОРИЙ ДЕНЕЖКИН
«Союз защиты родины и свободы» был разгромлен. Основных его организаторов, кроме скрывшихся Савинкова и Перхурова, приговорили к расстрелу. Многих же рядовых членов «Союза», тех, кто искренне раскаялся, освободили под честное слово, что они никогда больше не примут участия в заговорах против Советской власти.
Руководители ВЧК в эти дни были очень заняты, и все же они выкроили время для бесед с теми, кто уходил на свободу.
