Итак, проведя метафизическую дедукцию, Кант, на первый взгляд, обезопасил себя от юмовских сомнений относительно происхождения понятий метафизики, сохранив четкую границу между чувственностью и рассудком. В действительности же Кант попал в очень опасную ловушку, обрекая себя на многие годы напряженных исследований, концентрирующихся вокруг одного предмета - трансцендентальной дедукции категорий, точнее, как мы выясним в следующей главе, ее субъективной составляющей.
Суть дела лучше всего прояснится, если повторить юмовский аргумент: если невозможно a priori доказать основоположение о причинности, понятие причины должно быть признано возникающим из опыта и привычки. Отсюда по modus tollens следует, что если понятие причины не возникает из опыта и воображения, то возможно доказать основоположение о причинности, т.е. провести трансцендентальную дедукцию понятия причины (а при общей формулировке юмовского аргумента - всех рассудочных понятий). А метафизическая дедукция категорий как раз показала, что понятие причины, наряду с другими категориями, возникает из чистого рассудка.
Поэтому Кант должен был изменить свою позицию относительно возможности априорного доказательства основоположения о причинности и других рассудочных принципов. Выбора теперь у него уже не оставалось. Трансцендентальная дедукция сразу выдвинулась на первый план кантовских исследований, и, несмотря на некоторые двусмысленности в ее статусе, которые мы еще обсудим, стала словно бы 'жизненным принципом' формирующейся критической философии. Решая в дедукции задачи, которые сам он раньше считал невозможными, Кант сумел найти никому еще не ведомые рецепты 'изготовления' метафизики. Дедукция становится актуальна и для нас. Нам тоже ничего не остается, как приступить к тщательному изучению ее аргументативных переходов.
В этой и следующей главе будут рассмотрены вопросы, касающиеся общей структуры трансцендентальной дедукции категорий. При этом, в отличие от предыдущей, 'исторической' главы, где речь шла об истоках дедукции, анализ будет направлен непосредственно на тексты дедукции, представленные Кантом в произведениях критического периода, главным образом в 'Критике чистого разума', а также в 'Пролегоменах' и некоторых других работах. Все это, однако, не подразумевает отказа от 'генетического' метода исследования проблем дедукции, а также не означает, что при этом не будут учитываться результаты, полученные в предыдущей главе. Более того, без привлечения этих результатов и новых 'генетических' исследований, анализ вопросов, связанных с реконструкцией структуры дедукции, оказывается подчас сильно затруднен.
Очертим проблемное поле будущих рассмотрений, взяв за отправную точку дедукцию из первого и второго изданий 'Критики чистого разума'. Прежде всего, обсуждение структуры дедукции должно учитывать, что сама эта структура 'в разрезе' имеет многоуровневый характер. На поверхности оказывается смысловое членение текста дедукции параграфами и разделами. Более глубокий уровень содержит кантовские дистинкции, проясняющие смысл и значение тех или иных блоков дедукции. Кант, к примеру, различает 'субъективную' и 'объективную' дедукции (А XVI-XVII), выделяет 'достаточную' дедукцию (А 96), проводит границу между дедукцией 'сверху' и дедукцией 'снизу' (А 119). Наконец, на самом глубоком уровне рассмотрения структуры дедукции встает вопрос о соотношении дедукции и других, родственных ей исследований, например, о ее отношении к 'доказательствам основоположений чистого рассудка', а также об отношении дедукций категорий из первого и второго издания 'Критики чистого разума' друг к другу и к вариантам дедукции, изложенным в 'Пролегоменах', 'Метафизических началах естествознания' и других работах Канта. Все перечисленные уровни анализа найдут последовательное отражение в настоящей главе. Сойдя по их 'ступенькам', в дальнейшем мы будем свободно перебегать с одного уровня на другой. Но где бы мы ни находились, общая линейная направленность движения (при том, что само движение иногда будет круговым) в этой и следующей главе неизменно задается топологией дедукции из 'Критики'. А перемещение по тексту дедукции совпадает с приближением к 'жизненным центрам' кантовской философии.
Начать можно с обозрения общей структуры дедукции, задаваемой внешним разбиением текста. И в первом, и во втором изданиях 'Критики чистого разума' Кант, по сути, делит трансцендентальную дедукцию на две части, причем различия между изданиями практически не затронули первой части, состоящей из двух параграфов: 'О принципах трансцендентальной дедукции вообще' и 'Переход к трансцендентальной дедукции категорий'. Эти параграфы служат введением в дедукцию и ее своеобразным преддверием, здесь разбирается вопрос о необходимости дедукции категорий и конкретизируются ее задачи. Вторая часть содержит собственно дедукцию категорий. Во втором издании 'Критики' она состоит из одного раздела, который так и называется 'Трансцендентальная дедукция чистых рассудочных понятий', в первом же издании во вторую часть могут быть объединены разделы 'Об априорных основаниях возможности опыта' и 'Об отношении рассудка к предметам вообще и о возможности познавать их a priori', во многом дублирующие друг друга (см. А 98).
Приступим к изучению первого параграфа дедукции - 'О принципах трансцендентальной дедукции вообще'. Именно здесь Кант определяет понятие трансцендентальной дедукции, показывает ее необходимость и упоминает о некоторых трудностях, возникающих на пути ее проведения.
Прежде всего Кант дает дефиницию понятия дедукции вообще. Он трактует ее в юридическом смысле как 'доказательство права или справедливости притязаний' (А 84 / В 116; о понимании Кантом термина 'дедукция' - см. статью Д. Хенриха - 12
). Трансцендентальная же дедукция имеет дело с чистыми понятиями и должна, как следует уже из одного лишь определения термина 'трансцендентальный' (А 11-12 / В 25), обосновать их право на 'чистое априорное применение' (А 85 / В 117), объясняя 'каким образом понятия a priori относятся к предметам' (там же). Кант подчеркивает, что поскольку речь идет об априорном отношении чистых понятий к предметам, то при объяснении возможности подобного отношения ссылки на опыт совершенно бесполезны (А 86 / В 119). Трансцендентальная дедукция сама, стало быть, имеет характер априорного исследования.
Но что же требуется для искомого априорного объяснения возможности отношения чистых понятий к предметам? В каком случае его можно будет считать удавшимся? На примере пространства и времени Кант показывает, что речь здесь должна идти об априорном доказательстве необходимого соответствия чистых понятий и предметов (А 89 / В 121-122). Но если в случае с пространством и временем подобное доказательство не вызывает трудностей (поскольку пространство и время как формы чувственности составляют единственные условия, при помощи которых нам могут быть даны предметы, то a priori можно сказать, что все предметы возможного опыта будут необходимо соответствовать понятиям об этих чистых формах чувственного созерцания - А 87-88 / В 120), то когда речь идет о чистых понятиях рассудка, ситуация выглядит гораздо более запутанной.
Дело в том, что, как пишет Кант, 'категории... рассудка вовсе не представляют нам условий, при которых предметы даются в созерцании; стало быть, предметы могут, несомненно, являться нам без необходимого отношения к функциям рассудка' (А 89 / В 122). Кант поясняет ситуацию на примере категории причины: 'Возьмем, например, понятие причины, обозначающее особый вид синтеза, когда за некоторым А полагается согласно определенному правилу совершенно отличное от него В. A priori еще не ясно, почему явления должны содержать в себе нечто подобное (так как опыт нельзя приводить в качестве доказательства, поскольку объективную значимость этого понятия должно быть возможно доказать a priori - denn Erfahrungen kann man nicht zum Beweise anfuehren, weil die objektive Gueltigkeit dieses Begriffs a priori muss dargetan werden koennen), и поэтому a priori возникает сомнение, не есть ли это понятие совершенно пустое и не имеющее среди явлений ни одного предмета' (А 90 / В 122). Кант продолжает, указывая, что 'явления могли бы быть такими, что рассудок не нашел бы их сообразными с условиями своего единства, и тогда все находилось бы в смешении (Verwirrung) до такой степени, что, например, в последовательном ряду явлений не было бы ничего, что... соответствовало бы понятию причины и действия' (А 90 / В
