Организовывали против партизан одну за другой карательные экспедиции.
Зимняя карательная экспедиция в южной части Минской зоны окончилась для врага, как и прежде, неудачей. Противник потерял в атаках более 80 солдат убитыми и такое же количество ранеными. А в четырех партизанских отрядах, включая наш спецотряд, было ранено 10 человек и около 10 бойцов получили обморожения.
В результате борьбы с карателями еще больше возросла ненависть партизан к фашистским захватчикам, окрепла воля к победе, отточилось боевое мастерство, закалился дух. Я вижу закономерность в том, что с каждым новым периодом освободительной войны враг все больше проигрывал как в военном, так и в моральном отношении, а силы патриотов неизменно увеличивались. Особенно заметно проявилось это в зиму 1942/43 года, когда на фронте Красная Армия нанесла захватчикам решающие удары, изменившие весь ход исторического поединка с гитлеризмом в нашу пользу.
Вернувшись на постоянную базу в Гресский лес, отряд особого назначения возобновил работу на Минск. Прежде всего мы задумались над тем, как доставить в город взрывчатку для наших подпольных групп.
Конечно, самый простой способ был такой: дать нашим оперуполномоченным Михаилу Гуриновичу и Максиму Воронкову тол, маломагнитные мины и сказать: «Прорывайтесь в Минск, ребята». Они бывали там не однажды, люди опытные, надежные, что-нибудь придумают. Но я и сам не любил и другим не советовал пользоваться шаблонными ходами в нашей опасной работе. Зачем же уподобляться неприятелю, который часто проигрывает из-за своей догматической тактики? Воронков и Гуринович удачно пробирались в город налегке. Тяжело нагруженные мешки за плечами придадут им не только иной внешний вид, но и другое внутреннее состояние. Вероятность, что оккупанты заинтересуются ими вплотную, вырастала в десятки раз, а это грозило неминуемым провалом. Безрассудно рисковать жизнями своих боевых товарищей я не мог и не имел права как коммунист и командир.
После сталинградской победы в отряд было принято 34 добровольца, все люди проверенные, с хорошими рекомендациями, в большинстве местные жители. Я беседовал с ними, нащупывая связи для транспортировки взрывчатых материалов, и поручил такую же задачу другим офицерам и разведчикам Дмитрия Меньшикова, подробно изучавшим окрестное население, советовался с партизанскими командирами, чьи базы были неподалеку.
Мои люди заинтересовались личностью лесного объездчика Туркина, жившего с семьей в пяти километрах от нашего лагеря, и некоторое время внимательно изучали его. Туркин был замкнут, нелюдим, обязанности свои выполнял исправно. С немецкой администрацией поддерживал ровные отношения, не лебезил перед оккупантами, но и не саботировал их распоряжения. Время от времени на его усадьбу в сопровождении сильного конвоя наезжали мелкие чины гитлеровских учреждений и здесь, вдали от начальства, устраивали пикники.
Нетрудно было, разумеется, устроить засаду и перестрелять любителей лесных прогулок и самогона. Однако наши планы в отношении Туркина были серьезнее и глубже. Агентурные сведения не давали повода заподозрить его в связях с фашистской службой безопасности, и мы решили привлечь объездчика к нашей работе. То обстоятельство, что немцы считали его лояльным, могло служить ему надежным прикрытием.
Мои автоматчики остановили Туркина на лесной тропинке, я вышел из кустов и сказал:
— День добрый, Всеволод Николаевич. Извините за беспокойство. Давно наслышан о вас, а повода для знакомства не было.
Туркин, полный, краснолицый от постоянного пребывания на свежем воздухе, не испугался и не удивился. Звездочки на шапках сказали ему о нас все. Я назвал свою партизанскую фамилию.
— Знаю вас, — ответил объездчик, — соседи, можно сказать.
— Давнишние, — подтвердил я. — Надеюсь, и заботы у нас общие?
— Как взглянуть, — невесело проговорил Туркин. — Иной меня за Иуду сочтет.
— И ошибется. По нашим данным, вы человек честный. Есть желание участвовать в нужном деле?
— Желание есть. А доверите?
— В Минске часто бываете?
— Частенько.
— У вас и грузовичок имеется, законный пропуск от властей…
— По делам службы езжу на лесозавод.
— Не смогли бы гостинец знакомым подбросить?
— А кто ваши знакомые?
— Они зайдут за гостинцем к хорошему человеку, у которого вы его оставите. Есть такой человек в городе?
— Человек есть. А как он узнает ваших знакомых?
— Кто такой, кого рекомендуете?
— Борис Велимович, инженер лесозавода. Где ваша посылка, когда везти?
— Об этом мы вам сообщим. До скорой встречи, Всеволод Николаевич.
— До скорой, товарищ Градов…
Мы скрылись в зарослях, где нас поджидали сани, сели на них и спустя двадцать минут приехали в лагерь. Я дал задание срочно по агентурным каналам навести справки об инженере лесозавода Велимовиче. Ответ пришел быстро и был положительным: Велимович настроен патриотически, к захватчикам относится с ненавистью, его сотрудничество с вражеской контрразведкой исключено.
Приготовили посылку в город: мешок с 20 килограммами тола и мешок с капсюлями и бикфордовым шнуром. Назначили встречу Туркину. Он ждал нас на заснеженном шоссе с полуторкой. Взял мешки и положил их в открытый кузов.
— А не опасно? — спросил я. — Если патрули заинтересуются…
— Они интересуются тем, что запрятано, — объяснил Туркин. — Всю машину бывало обшарят и обнюхают. А что на виду, их не касается: значит, груз пустяковый, легальный.
— Ну-ну, — сказал я. — Вам лучше знать, Всеволод Николаевич. Однако будьте осторожны. За эти гостинцы мигом в СД угодите.
— Довезу! — храбро ответил новый подпольщик и на всякий случай осведомился: — Не взорвутся?
— По отдельности не взорвутся, — заверил я и проинструктировал: — Через некоторое время к Велимовичу придет человек, спросит: «Нет ли у вас подходящего материала для ремонта дома?» Велимович должен ответить: «Материал есть, посмотрите его сами». После этого человек заберет посылку. Повторите пароль и отзыв.
Туркин повторил несколько раз, пока я не убедился, что условные фразы он запомнил в точности и накрепко.
— Больше никаких разговоров с пришедшим вести не следует. Ни о чем не спрашивать, ничего не сообщать. И по возможности ни одного свидетеля! Наши дела не терпят любопытства, болтовни, огласки. Закончим войну — наговоримся досыта.
— Понятно, товарищ командир, — сказал Туркин, сел в кабину и уехал.
Мы с надеждой посмотрели вслед грузовику. Теперь необходимо было передать подпольщикам в Минск адрес Велимовича, пароль и отзыв. И эту задачу я решил выполнить, не рискуя жизнями Воронкова и Гуриновича.
Командир отряда имени Калинина Второй Минской бригады майор Леонид Иосифович Сорока с похвалой отзывался о своем связном Степане Ходыке, проживавшем в селе Озеричине, километрах в тридцати южнее белорусской столицы. Я связался с майором, он пошел нам навстречу, как это всегда бывало между партизанскими вожаками, передал связному приказ выполнять наши задания, а мне сообщил пароль для встречи с Ходыкой: «Мы от Алексея».
Возле Озеричина, в селе Пережире, жила двоюродная сестра оперуполномоченного Гуриновича, бывшая учительница Василиса Васильевна Гуринович. Ее муж и сын с 1941 года воевали в отряде Николая Прокофьевича Покровского «Беларусь», с которым мы встречались и взаимодействовали в первые месяцы нашего пребывания на временно захваченной врагами советской земле. Она давно поддерживала контакты
