чтобы не бежать вприпрыжку, важно подошли.
– Вон в той вон посадке и прикопали. А он со мной оттуда говорит. И говорит, и говорит. Когда по делу что скажет, а когда ерунду несет. Кто? Да ты и несешь! Скажи еще, советчик нашелся! Ага, как же! Ему прогулы на городском погосте ставят, а он все туда же, под юбки этим двум зассыхам смотреть! Да щазз, сам заткнись!
По ходу этого пламенного монолога лица девчонок-проверялок вытягивались, глазки становились большими-большими, а губки складывались в две буковки «О». Наконец одна из них очнулась от оцепенения:
– Женщина, вы что, ДУРА?
Практически не меняя ни скорости, ни интонаций, Маринка, полуобернувшись, ответила:
– Ха! Конечно, дура! Иначе чего я здесь лежу!
Вот на сей замечательной фразе и закончилась эта проверка.
Дебильная демография
Эта история из копилки жены. Ей как участковому психиатру нет-нет да и приходится бывать дома у пациентов нашего учреждения. На этот раз по распоряжению главного врача нужно было освидетельствовать даму с чужого участка и дать ответ гинекологам, может ли она по своему психическому состоянию вынашивать ребенка. Супруга прибыла на место и на несколько минут лишилась дара речи.
Четырехкомнатная квартира улучшенной планировки была… Пожалуй, слово «угваздана» – слишком далеко от действительности; с таким же успехом можно утверждать, что Фрейд имеет некоторое отношение к психоанализу. Чтобы привести этот вертеп в порядок, надо было бы сначала пройтись огнеметом, потом брандспойтом, а потом замуровать дверь и забыть адрес. Атмосфера, точнее, ее насыщенность, также поражала и отключала обонятельные рецепторы с третьего робкого вдоха. А еще перманентный шум. Топот, беготня, детские крики и плач, и все на одном уровне громкости. Достаточном, чтобы вести все разговоры на грани крика.
Пациентка обнаружилась в дальней комнате. Подняться с кровати она не могла, поскольку после инсульта уже полгода как была парализована. И четыре месяца как беременна! Это не считая того, что у нас на учете тетенька состоит с детства по поводу умственной отсталости в степени умеренно выраженной дебильности. Равно как и ее супруг. Равно как и ОДИННАДЦАТЬ их детей. Опустив за явной бесперспективностью вопрос, как у них хватило ума заниматься сексом в раннем постинсультном периоде, жена задала другой, вполне закономерный:
– Куда вам столько?
Ответ поражал своей незамутненностью:
– Умненького хотели!
Потусторонняя связь
Наверное, каждый из нас когда-либо задумывался о том, что же там, за последней чертой. Интерес к этой теме неисчерпаем и в целом понятен: мало что страшит так же, как неизвестность, а поди найди тайну более непроницаемую, нежели смерть. А все недостаток очевидцев. Мертвые – народ неразговорчивый. А любопытно, что называется, до смерти.
И пока кто-то читал «книги мертвых», кто-то посещал спиритические сеансы либо накачивал себя несусветной дрянью в поисках калитки (ну хотя бы дырки в заборе или, на крайний случай, замочной скважины) в Гадес, нашелся человек, подошедший к этой проблеме прагматично и основательно.
Это было в самарской психбольнице. На судебно-психиатрическую экспертизу был представлен пациент, против которого прокуратура возбудила уголовное дело по факту вандализма, порчи и тайного хищения муниципального имущества на какую-то довольно крупную сумму. Как выразился один из экспертов:
– Вот, по крайней мере, сумма, из-за которой стоило начинать сыр-бор. А то в прошлый раз из-за дебила, умыкнувшего мешок морковки, стоимостью в десятки раз меньше, чем сама судебно- психиатрическая экспертиза, такой шум устроили… Оно и понятно – показатели, отчетность.
Стали выяснять, в чем дело. Пациент давнишний, на учете черт-те сколько лет, ни в чем серьезнее, нежели выплюнуть обеденный галоперидол[39] в тарелку жены, замечен не был, и вдруг – вандал, расхититель городского имущества, да какого!
– Ну и зачем вам, милейший, двадцать одна трубка от городских телефонов-автоматов? В них же нет ценных металлов! Меди – и той кот наплакал.
– Я не собирался сдавать их в металлолом.
– А зачем же вам они?
Вот тут-то и выяснилась истинная причина раскулачивания городской телефонной сети в крупных размерах. Около полугода назад у больного на фоне относительного затишья в психосимптоматике вдруг появились голоса в голове. Да не просто голоса, а голоса покойников. Кто-то из этих людей умер давно, кто-то – не очень, но все они были так или иначе знакомы или близки нашему пациенту. Лодка критичного восприятия, идущая ко дну под столь плотным артобстрелом, продолжала подавать последние сигналы «may day» – мол, чтоб совсем козленочком не стать, пей галоперидол, на фоне его действия голоса мертвецов слышны совсем невнятно. Тут граждане усопшие и подкинули идейку: а давай, мол, телефонизируем кладбище! Нет, не всё, конечно же. Только по особым заявкам. Чей голос в голове отметился, того и подключаем. Ну есть еще пара застенчивых товарищей, тут, дескать, мы тебе подскажем адресок абонента. Исполнять спецзаказ больной ринулся бодренько, с огоньком, и в краткие сроки город лишился пары десятков работающих уличных телефонов, а к загробной телефонной сети подключилась, соответственно, пара десятков не совсем живых абонентов. Попался наш телефонист-некромант банально: кладбищенский сторож, не вовремя решивший сделать обход владений, наткнулся на подозрительного типа, закапывавшего телефонную трубку в ямку рядом с могилой.
Разобрались, отсмеялись, описали, порекомендовали суду в качестве меры пресечения амбулаторное принудительное лечение. Осталась лишь легкая тень подозрения: похоже, дядечка выдал не все свои загробные контакты…
Генерал терапии
Предаваясь воспоминаниям студенческой поры, не могу не отметить, что ряд преподавателей, с которыми нам довелось познакомиться и чьим речам мы внимали с трепетом и благоговением (светила медицины, небожители!), были запоминающимися, яркими, неповторимыми личностями. Только сейчас, ретроспективно анализируя впечатления тех лет, понимаешь, что некоторые из их особенностей относились скорее к числу психопатологий. Но ведь учили, и как!
Запомнился, и наверняка не только мне, профессор одной из кафедр терапии. Умнейший человек, потрясающе грамотный врач, он, что называется, читал пациента с лету. Однажды, будучи в Соединенных Штатах, он, проведя несколько минут у постели сложнейшего больного, без данных лабораторных анализов и дополнительных исследований установил правильный диагноз заболевания вплоть до мельчайших подробностей и степени нарушения основных функций! К нему везли больных отовсюду, он решал сложнейшие диагностические задачи… и при этом был со странностями. Такими же яркими, как и его несомненный талант.
Профессор ходил исключительно в генеральской форме. Говорят, что раньше на этой форме красовались соответствующие погоны, но после решительного протеста, выраженного официальным письмом из Минобороны в почти матерной форме, погоны доктора заставили снять. А лампасы остались. Как и фуражка. Был как-то случай: один полковник, придя по какой-то своей надобности в клинику мединститута, был вынужден ждать своей очереди. Он вышел покурить, и тут-то на сцене и появился профессор. Сам вид личности в генеральском и без погон оказал прискорбное воздействие на расшатанную штабными учениями и карьерными пертурбациями психику офицера. А когда эта непонятного ранга личность в лампасах подошла, чеканя шаг, и доверительно отрапортовала: «Товарищ полковник, разрешите доложить, во вверенном мне подразделении за время моего дежурства происшествий нет!» – бедный вояка чуть не проглотил свой окурок.
Определенно, у профессора присутствовали некие идеи относительно собственной генеральской миссии на передовых рубежах сражения с недугами человечества. Более того, персонал вверенной ему кафедры как-то не спешил разубеждать своего заведующего. В праздники, особенно 23 февраля, 1 и 9 мая, можно было с легким изумлением и тихой радостью (свят-свят, я в этом цирке не участвую!) наблюдать, как
