Просьба была удовлетворена, и на палубу прыгнул полицейский, все его узнали по мундиру. Судя по блестящим галунам, у него был высокий чин. Между ним и капитаном состоялся с помощью Робера следующий разговор:
— Имею честь говорить с капитаном «Симью»?
— Вы говорите именно с ним.
— Вы прибыли вчера вечером?
— Вчера вечером.
— И собираетесь отчаливать?
— Да.
— Вы слышали пушечный выстрел?
Капитан повернулся к Артимону.
— Вы слышали пушечный выстрел, мистер? Я не понимаю, почему это должно быть нам интересно?
Инспектор удивился.
— Вы не знаете, что порт закрыт и на все корабли рейда наложено эмбарго?[72] Вот приказ,— ответил он, подавая Роберу документ.
— Хорошо,— с философской невозмутимостью сказал капитан,— если порт закрыт, мы останемся. Бишоп, опустить цепи,— скомандовал он.
— Извините! Одну минуту,— запротестовал Томпсон.— Нельзя ли договориться? Спросите, господин профессор, почему порт закрыт?
Но представитель власти оставил Робера без ответа, он направлялся к одному из пассажиров.
— Я не ошибаюсь? — воскликнул он.— Дон Игину на борту «Симью»!
— Как видите,— ответил тот.
— Вы нас покидаете?
— О, я надеюсь вернуться.
Между двумя португальцами завязался оживленный разговор. Суть его дон Игину перевел своим спутникам.
Оказывается, во время послеобеденной драки неизвестные злоумышленники, воспользовавшись созданным ими самими беспорядком, похитили драгоценный крест. В отдаленном переулке найдено древко, без камней, стоимость которых оценивается в шесть миллионов франков. Поэтому правитель наложил эмбарго на все корабли, пока шайка похитителей не будет поймана.
— И это надолго? — поинтересовался Томпсон.
Инспектор сделал неопределенный жест. На лице Томпсона появилось испуганное выражение. Кормить сто четыре человека на борту! В копеечку влетит эта задержка!
Все протесты Робера были бесполезны. Приказ отмене не подлежит.
Но еще большую ярость инцидент вызвал у Саундерса. Опять отступление от программы! Это вывело его из себя.
— По какому праву нас удерживают,— энергично запротестовал он.— Мы идем под британским флагом и не обязаны подчиняться португальцам.
— Совершенно верно,— присоединился барон.— И, кроме того, какая нужда подчиняться полицейскому, не может же он один задержать корабль, где шестьдесят шесть пассажиров плюс экипаж!
Томпсон жестом указал на форты, которые виднелись в темноте, и этот немой довод убедил спорщиков. Барон ничего не ответил. К счастью, у него нашелся неожиданный сторонник.
— Если вас останавливают форты,— сказал дон Игину, наклоняясь к уху Томпсона,— то они не опасны. Порох и пушки там есть. Но этого нельзя сказать про ядра.
— У них нет ядер? — не поверил Томпсон.
— Может, и найдутся какие-нибудь никуда не годные. Но вряд ли хоть одно войдет в пушку! Как, впрочем, и на всех других островах архипелага.
— Мой добрый Игину,— воскликнул растроганный барон.— Вы, португалец, оказываетесь нашим союзником?!
— В данном случае я торопящийся пассажир,— уклончиво ответил дон Игину.
Томпсон колебался. Конечно, решиться на такой шаг непросто. Но, с другой стороны, досадно так нелепо затягивать путешествие, терпя убытки и недовольство пассажиров. Скрежет зубов Саундерса, насмешки Гамильтона, секреты форта, раскрытые доном Игину,— все это заставило его решиться на риск. Он позвал Пипа.
— Капитан,— сказал Томпсон,— корабль, как вы знаете, задерживается по приказу португальских властей.
Капитан утвердительно кивнул.
— Если, однако, я прикажу вам отчалить, вы это сделаете?
— В ту же секунду, сэр.
— Вы находитесь под огнем фортов Ангры, как вам известно.
Капитан Пип посмотрел на небо, затем на море, потом на дона Игину и сморщил нос с видом величайшего презрения. Если бы он высказался, то не сумел бы выразить яснее, что при таком спокойном море в темноте ночи он боится португальских ядер не больше, чем яблок.
— В таком случае,— поставил точку Томпсон,— я приказываю сниматься с якоря.
— Тогда не могли бы вы отвести в салон это карнавальное чучело?
Идя навстречу энергичному пожеланию капитана, Томпсон пригласил инспектора в салон подкрепиться.
Едва они ушли с палубы, как капитан негромко приказал команде готовиться к отплытию. С большой осторожностью подняли коловорот, стараясь не произвести предательского шума. В несколько минут в полной тишине подняли якорь. Экипаж работал с яростным старанием.
«Симью» пришел в движение. Когда инспектор в сопровождении Томпсона снова поднялся на палубу, то заметил, что корабль изменил позицию по отношению к огням города.
— В чем дело, капитан? — испугался он.
— Я вас не понимаю,— галантно ответил тот.
— Господин инспектор,— перевел Робер,— думает, что мы сорвались с якоря.
Капитан посмотрел на полицейского, изобразив на лице удивление.
— В самом деле? — промолвил он с деланной простоватостью.
Инспектор знал свое дело. Он взглянул на молчаливый экипаж и все понял. Вынув из кармана свисток, блюститель порядка издал пронзительный звук с довольно странными модуляциями, хорошо слышный в ночи. На парапетах фортов замелькали огни.
Ангра была защищена двумя фортами: с юга Морру-ду-Бразил, с севера Сан-Жуан-Батишта. Именно на последний течение медленно несло «Симью», когда свисток прервал оцепенение.
— Сэр,— холодно заявил капитан,— еще один свисток, и я выброшу вас за борт.
По его тону инспектор понял, что дело принимает серьезный оборот, и, когда эти угрожающие слова ему перевели, отказался от своих намерений.
Как только заработал брашпиль, из трубы парохода стали извергаться клубы дыма и даже огня. Это входило в планы капитана, накапливающего таким образом запасы пара, которые предстояло использовать позднее. Перегруженные клапаны шумно свистели, а клубы дыма над трубой все больше и больше уменьшались. Вскоре они совсем исчезли.
В этот момент одновременно раздались два пушечных выстрела и два снаряда, пущенные с противоположных фортов, упали на расстоянии пятисот метров от каждого борта. Это было предупреждение.
От такой неожиданности Томпсон побледнел. Ведь дон Игину говорил, что у них нет ядер?!
— Капитан, остановитесь! — испуганно закричал он.
И многие пассажиры, наверное, поддержали бы хозяина парохода. Однако, по крайней мере, один из них хранил героическое молчание. Это был почтенный бакалейщик. Он, конечно, испугался. Он даже дрожал, надо честно признать это, но ни за что в жизни не отказался бы от удовольствия принять участие в
