– Мир тесен, – произнёс я с презрительной ухмылкой.
– Вы? – он словно с первого взгляда узнал меня.
– Здравствуй, Ливенсон!
– Право, не ожидал. Рад вас видеть! Кажется, Герман? Признаться, заскучал по привычной речи. Даже язык закостенел.
– Нам есть, о чём поговорить. Правда?
– Вы думаете? Ну, я не против. А вы изменились!
– А вы – нет.
– Стараюсь, – ухмылялся в ответ Ливенсон.
Ничто его не волновало. Он особо не напрягся, не ёрзал на стуле, как будто ничего между нами не произошло. Ну, нашёл я его в далёкой стране, в захудалом кафе, за чтением деловой прессы, что с того? Ничего особенного, бывает. Подумаешь, мало ли таких негаданных встреч? Неужели ему отрезало воспоминания по части наших прошедших оргий, или он не хотел ворошить их, ведь для него это было пустым рядовым событием. Верен последний вариант. Ливенсон и с газетой смотрелся прежним эстетом. Я даже позавидовал его хладнокровию. Человек-машина – не иначе.
Ливенсон отложил хрустящую газету, сложив её пополам, и полностью переключился на мою скромную персону.
– Вы по делам здесь или сами по себе?
– По делам, а вы?
– Я вольная птица. Лечу, куда захочу! Сегодня Токио, завтра – Сидней, послезавтра – Рио.
– Везёт вам, а я сегодня мечтал быть путешественником.
– Так что вам мешает?
Старый крепыш застал меня врасплох. Что мне мешает? Ничего особенного – всего-навсего груз прошлого. У Ливенсона него нет ни прошлого, ни будущего, только настоящее, проходящее в погоне за наслаждениями. На первый взгляд, мы разные, но что-то нас объединяет. Конечно же – Лиза.
– Может и мне отправиться куда-нибудь, – предположил я, – но для этого придётся сколотить состояние. Путешествия нынче дороги.
– Начните с самого малого. Прокатитесь по стране. Какие в глубинках красоты! А какие женщины? Не то, что здесь! И если я когда-нибудь скажу себе: решено – женюсь, то обязательно выберу невесту не из погрязшей в грязи Москве и не из мрачного Петербурга, не из пышных мировых столиц, а из нашей допотопной провинции. Там до сих пор сохранились чистые и неиспорченные женщины, как реликтовые драгоценности, и у них часто на первом месте – душа, а не тело и кошелёк. Поверьте, душа мне гораздо важнее, и часто можно всё это совместить! Уверяю вас! Там вы найдёте избранницу на любой вкус и не разочаруетесь.
– А где же ваша спутница?
– Какая именно?
– У вас их несколько?
– Случается. Я часто устаю колесить в одной компании и меняю колесницы на переправах!
– Я говорю о Насте.
– Хм… Я уж забыл о ней. Не могу утверждать однозначно, где она находится в данный момент, но точно не со мной.
– Она жива?
– Возможно, – задумчиво предположил Ливенсон, крутя в блюдце недопитую чашку капучино, – я не слежу за ней, и мы давно не общаемся. Но я не вижу никаких причин для её смерти.
– Вам на неё наплевать?
– Не больше, чем вам, – сказал он и был прав, попав в десятку.
Какое мне дело до той смазливой сучки? И какое ему дело до неё? Но сравнивать нас нельзя. Мы слишком разные порождения природы.
Но я не останавливался в расспросах и продолжал:
– Настенька явно не из глубинки, ведь так?
– Верно, тут вы не ошиблись. Москвичка, хоть я и познакомился с ней за границей, а вернулись мы уже вместе.
– Звучит похоже. Я с Лизой познакомился в Амстердаме.
– О! Сумасшедший город! Но встречаться там опасно, тем более с продолжением. У Амстердама плохая репутация и дурная слава. Вы успели в этом убедиться, не правда ли?
На что намекает этот тип? Он всё знает, что со мной произошло? Кому же знать, как не ему? Он последний, кто видел Лизу живой. Что там рассуждать – он последний, кто занимался с ней любовью, но была ли эта любовь? Бред! Обычный животный секс, как у меня с Настей, но Настя просто исчезла вместе с ним, а Лиза осталась и умерла, и Ливенсон явно имеет к этому отношение. Он последний имел мою сладкую девочку – в этом он навсегда опередил меня, а я снова остался позади. Ливенсон – победитель, а я безнадёжный лузер и вечный аутсайдер. Мне захотелось поделиться впечатлениями. Поразительно, но я не испытывал к нему ревности – глупо ревновать призраков, не испытывал злости – не находил повода, но я и не испытывал к нему сожаления. За что жалеть подонков? Я не испытывал к нему ровным счётом ничего, кроме слабого интереса. И тот угасал, не оставляя следов. Ливенсон оставался прежним.
Проклятый эстет!
– Как тебе Лиза? – вдруг спросил я.
– Хороша. Я редко получал столько удовольствия одновременно.
– Понравилось?
– Очень, – закатывал он глазные яблоки.
Ещё бы моя малышка ему не пришлась по вкусу! Это ведь она выбрала его и постаралась ублажить на все сто. Бедный Роман, ты так и не понял, на что она способна на самом деле. Ты был с ней всего несколько часов, а я провёл целую вечность. Тут ты проиграл, искуситель! А я обрёл вечное счастье, превратившееся в воспоминание.
Но Ливенсон имел её последним – и это дорого стоит!
– Почему она умерла?
– Разве? – изумился он. – Лиза умерла?
– Так ты ничего не знаешь? – не верил я.
Он лжёт, как обычно. И я отбрасывал все его слова, кроме причитаний о Лизе – здесь он не лгал, паскуда! Не лгал.
– Ты должен знать! Мне нет до этого никакого дела, – ответил он, продолжая крутить чашку, как барабан.
– А что я должен знать?
– Разве Лиза ничего тебе не говорила?
Они сговорились! Свингер появился, как подсказка. Он должен был озвучить вырванные страницы или рассказать мне что-то новое. Я решил не отпускать его до тех пор, пока он не откроет то, чего я не знаю. Эстет был на краю гибели, и я готов был задушить его собственными руками, если он рискнёт молчать и отпираться. Пусть он имел мою девочку – это я готов простить, раз сама Лиза пожелала ему отдаться, но скрывать правду? Этого я не прощу!
– Не прикидывайся идиотом! Ты член секты «Кundalini» и совращаешь молоденьких девочек, чтоб потом отправить их в ад.
– В рай! – прошипел Ливенсон, – я отправляю исключительно в рай!
– Расскажи, что ты знал о Лизе? Я не причиню тебе зла, но ты всё скажешь! Иначе! Ты знаешь, на что я способен?!
– Без проблем! Лиза? Хм… Да ты слышал всю эту историю. Илона? Помнишь? Тебе давала кое-что почитать.
– Ты и с ней знаком?
– Илона та ещё сучка! Говорят, её уж нет в живых. Она плохо себя вела.
– Кто говорит?
– Один уважаемый господин.
