Разговор с Миленой Осокоровой надо начать с подведения мощной научной базы.
— Милена Леонидовна, вы знаете, что такое эндорфины и энкефалины?
— Нет, не знаю. Что это?
— Эндорфины в нашем организме отвечают за чувство благополучия, если говорить очень упрощенно — это «наркотик счастья». А энкефалины — реакция на стресс. Они, между прочим, тормозят двигательную активность желудочно-кишечного тракта.
— То есть…
— То есть лично для вас быть нужной — это эндорфин, а сидеть дома у телевизора — это энкефалин. Вот газета, прочтите, я там обвела ручкой.
— В одном из районов города для пенсионеров открылся клуб по интересам, — вслух прочитала Осокорова. — Там есть кружки: хоровой, танцевальный, литературный, краеведческий, а также кружок «умелые руки»… И что мне прикажете делать в этом кружке?
— Преподавать!
— Что преподавать? — опешила пожилая женщина.
— Все, что вы умеете. Как белить потолок правильно, как клеить обои, как вбивать гвоздь или даже дюбель в бетонную стенку.
— Но… Вера Алексеевна, я же не преподаватель!
— Ничего не хочу слышать. Пойдете и будете учить пожилых людей, как обустроить свой быт. А кто окажется плохим учеником — к тому придете и лично поможете. Это, считайте, я как доктор вам такой рецепт выписываю. Вы же не станете спорить с доктором?
5 ТИМУР И ЕГО КОМАНДА
За три недели до убийства.
Таинственная пропажа ослепшего охранника испугала людей не на шутку. Днем позвонили директору строительства, тот сразу связался с милицией. Бронислав ушел спать, потому что его смена давно закончилась. Работа продолжалась, краны гудели и подавали наверх раствор, заливать опалубки с арматурой. Но люди молчали, даже не разговаривали друг с другом. Только переглядывались. Нервы у всех были на пределе. Вечером никто не ушел, обступили пришедшего Бронислава.
— Ну? Шось знаешь?
Вид у него был очень озабоченный.
— Хлопцы, вы только не волнуйтесь… Но тут очень странное. Ментов подключили, они шустрят, как веники. Парня нашего пока не нашли, зато нашли брошенную машину «скорой помощи».
Люди молчали, переваривая услышанное.
— Да, и главное: на станции сказали, что не принимали никакого вызова к нам, на стройку.
— Тобто как? А хто ж к нам приезжав?
— Не знаю. И никто не знает. Я их описал, ребяток этих, докторов. Будут искать.
— На какого… рожна им наш Стасик? Что они с ним собираются делать, с дурнем таким?
— А я хиба знаю, мать-перемать?! И кому «им»?!
Разговор терял смысл, и его прекратили. Ночь новостей не принесла, а утром подъехала милиция. Машину впустили на территорию. Из нее неторопливо вышел лейтенант, открыл дверь… И на свет божий выкарабкался Станислав Приходько!
— Нашелся!
Весть мигом облетела всех, кто работал на стройке. Все бетономешалки, краны и прочие механизмы остановили, сбежались к воротам.
— Как ты? Где был?
Лейтенант поднял руку.
— Потише, будь ласка. Он ничего не помнит.
Тут настала такая тишина, что было слышно, как отрывается от дерева и летит каждый осенний листок. Многие потом признавались, что от озноба у них по загривку поползли отвратительные колючие мурашки.
— Со… Совсем? — Это было произнесено едва слышным шепотом.
— А он прозрел? Тобто, видит? Как его глаза? Что с ними было?
Лейтенант откашлялся.
— Вашего Приходько нашли на левом берегу, в парке Победы, на лавочке посреди аллеи. Нашли пацаны сегодня в семь утра. Они пришли туда кататься на своих скейтбордах, ну и…
— Стасик! — окликнули пропажу.
Он вздрогнул.
— Чего?
— Ты меня видишь?
Приходько махнул рукой.
— Да ну вас усих к бисовой матери! Конечно, бачу. А шо такое? Какие проблемы? Вы тут шо все, з глузду зъихалы?
— Ты правда ничего не помнишь? Как ослеп, как тебя увезла «скорая»…
— Не выдумывай херню. Я — и вдруг ослеп? Чого це? Накатили вчора з напарником троньки, и я заснул. Правда, проснулся почему-то в парке… Как я туда попал?
Никто больше не произнес ни слова. Было страшно и, главное, неясно, что теперь делать.
— Может, его в больницу на обследование отправить? — негромко спросил кто-то, но Приходько услышал.
— Не, — сказал он. — Я могу работать. Короче, вы как хотите, а я заступаю.
И он пошел к воротам.
Старший смены крикнул, чтобы продолжали, нечего прохлаждаться. Но два десятка рабочих молча обогнули его и направились в самый большой вагончик, обеденный. Около вросших в землю колес вагончика белели прямоугольники бумаги.
— Не подбирай! — крикнул кто-то из рабочих.
Но пожилой дядька с обвисшими усами не послушал и поднял лист. Прочитал, пожал плечами и отдал другим. Там было напечатано: «Заклинание “Пытка разума” вызывает сильнейшую головную боль, спазмы, слепоту и амнезию, то есть потерю памяти. Применение этого заклинания фатально для любого человека, а иные, попавшие под его действие, испытывают приступы судорог. Не шутите с Чародеями первого уровня силы — можете поплатиться за это жизнью!»
— Детский сад, — хмыкнул кто-то. — А на обороте не забыли накарябать?
Пожилой перевернул лист и ответил:
— Не забыли. Хлопцы, то недобре… Видите, что делается?
Его слушали.
— Вначале ножи…
— Погодь, Владимир Сильвестрович. Вначале не ножи, а Стефко разбился.
— А… Да. — Сильвестрович помрачнел. — Потом что? Листовки. Монах. Ножи пропадали уже после монаха. Потом соль, крыса у Ивана… Каракули на заборе…
— Точно!
— И вот теперь — Станислав. Вначале ослеп, потом ничего не помнит. «Скорая» к нам не приезжала… Докторов то есть никаких не было… А кто ж тогда был? — Он исподлобья оглядел собравшихся. — И снова листовки эти. Понятно, что пишут их люди, но остальное кто творит? А? Мне это не нравится. А вам?
— Ясное дело, и нам. Только что делать?
Молчание.
