голове. При этом реквизитор рассказывал о старой гвардии, которая меняет декорации на сцене во время минутного затемнения с ловкостью фокусников. Или вот Денис Семенюк (шевеление бровью в сторону парня) играет адвоката, у него куча документов в одной сцене и букет, например, цветов в другой — ухитрись не перепутать. Или еда на сцене…
— То, что не доели на сцене, вот сейчас на наших посиделках доедаем! — объявил Антон.
Вера невольно отодвинула свою тарелку с салатом оливье, раздался дружный смех.
— Ох! Какая ж ты у меня доверчивая, подруга! — хохотала Завьялова, очень довольная тем, что Лученко «купилась».
Та вздохнула, разглядывая доверху заставленные полки реквизиторского цеха.
— Что, Верунчик, пистолетами любуешься? — подмигнула Лида. — Если надо кого напугать или, там, на дуэль — обращайся!
Вера простодушно улыбалась, но при этом все вокруг фиксировала не хуже какого-нибудь локатора. Ловила все взгляды, которые артисты бросали друг на друга, все произносимые слова. Она постепенно «оседлала» свою рабочую волну, когда видишь всех и вся словно на рентгеновском снимке, только иначе: не ребра и внутренние органы, а желания и намерения, день вчерашний и завтрашний… Конечно, не со стопроцентной точностью, ведь интуиция ее не дает, но вполне достаточно, чтобы составить впечатление. Только Иван Макаров оставался непонятен, но и отсутствие информации было для Веры достаточной информацией. И еще Антон Билибин, что-то в нем настораживало… Денис, Аркадий Духарский и Ирина как-то особенно переглядывались, а в переносице молодых актеров тяжестью гнездилась невыспанность. Будто гуляли вчера… «Но что же Макаров? Очень непростой персонаж… — думала Вера. — И вообще, как с ними заговорить о строительстве?»
И тут ожидаемую тему начал могучий реквизитор.
— Читали в газетах, что на стройке творится? — непринужденно меняя русло разговора, спросил он у Раисы Семеновны.
— И даже по телевизору смотрела! Ой, я такого в жизни не слышала…
Тут же остальные женщины, всплескивая руками, наперебой принялись сыпать рассказами о чертовщине. Об ужасных мученических смертях, звуках, гробах, птицах… Кто-то сказал: «Вранье, желтая пресса», кто-то возразил: «А я сама! Ну, мой кум видел! Ему точно рассказывали!»
— Надо и нам выйти на демонстрацию, — предложила одна пожилая женщина. — А то там эти дети стоят…
— А давайте!
— Не советую, — веско сказал Макаров, и все посмотрели на него. — Там скоро ОМОН начнет зачистку делать, оно вам надо — в КПЗ попасть?
Никто не спросил, откуда он знает, беседа свернула в сторону. Видимо, Ивану доверяли. У Антона Билибина сделалось особенное лицо, странное… Вера подумала: почему? Но он заметил, что женщина на него смотрит, и принялся уже открыто ухаживать за ней. Лида приняла высокомерный вид и ушла домой. Она считала каждого красивого мужика своей собственностью, а особенно Антона, с которым часто в спектаклях изображала любовь и страсть. Ну и конечно, не могла простить подруге такого вероломства. Хотя у Веры и в мыслях не было ничего серьезного, она лишь развлекалась. Но если кто и мог поверить в иммунитет перед чарами Антона, то только не Завьялова.
«Кажется, — подумала Вера, — она на меня серьезно злится». Но сейчас было не до того. Задание, данное ей Чернобаевым, оказалось слишком простым. Даже подозрительно, насколько слишком. Не спешит ли она так считать? Впереди еще свалившийся с высоты рабочий, пока живой, но, как поняла Вера со слов хирурга Зарайского, безнадежный. Впереди еще непременное прощупывание протестующих из палаточного городка, возможно, жителей соседнего дома. А она уже так уверена… Что делать?
«Ладно. Завтра разберусь», — решила она.
Антон подвозил Веру домой на своей машине. Он был в ударе. Вера слушала его невнимательно, думала о своем, но и немного о нем — просто как об интересной личности. Ей было до скуки понятно, почему Билибин после смерти жены заводит только короткие необременительные романы. Нет, вовсе не потому, что бабник — этот термин оставим на совести желтой прессы. Просто у него такой характер, что завоевать для него легче, чем удержать. Завоевывать интереснее, это вызов, а мужчины обожают такие вызовы во всем: в работе, увлечениях, отношениях. Все это у него от природной, органичной, идущей от переизбытка сил широты, от веселой и циничной самоуверенности… Ему слишком много дано, внутри него слишком много всего… Вот почему женщины на него слетаются, как пчелы: подобные типы излучают такой стихийный натиск, такое непреодолимое очарование себялюбия, что окружающим остается лишь сдаться. Либо уйти с дороги.
Вот и сейчас Антон не умолкал.
— Обязательно приходи на «Мелкого беса» завтра. Я тебе контрамарку на служебном оставлю?
— Отчего же не пойти… Спасибо, оставь.
— Играю я, Лида и из тех, кого ты сегодня видела, Духарский…
Поговорили было об искусстве, но Антон начал расспрашивать Веру о случаях из врачебной практики, движимый уверенностью: женщины падки на разговоры о них самих. Это простейшая техника «охмурежа», как называл эту методику про себя Антон. Речь зашла о нестандартных методах работы. Чтобы скоротать дорогу и, в основном, чтобы мужчина немного помолчал, Лученко скупо рассказала об одном случае. Не из своей практики — слышала на прошлогоднем семинаре психотерапевтов. Некий человек подхватил болезнь, которая в большинстве случаев заканчивается смертью. Но кто-то рискнул посоветовать ему не сдаваться, а смотреть комедии. Он смотрел, смотрел… И выздоровел! На самом деле именно в этот случай Лученко не особо верила, но знала, что чудеса порой случаются… Антону случай понравился, он восхищался. А Вера с грустью думала: «Как бы мне хотелось всем этим делиться с тобой, Двинятин! Но ты в последнее время совсем не интересуешься моими делами… Зачем тогда все?..»
— А поехали ко мне? — внезапно предложил Билибин.
— Нет.
— Почему? — не отступал Антон.
— Потому что.
— Любишь другого? Но он-то тебя не любит! Иначе был бы сейчас здесь!
«Любопытно, это реплика из какого-то спектакля?» — подумала женщина и промолчала.
Они подъехали к ее дому.
— Хорошо, я подожду, — сказал Антон. Он знал, что такой ход неплохо действует на осажденную крепость. Если нельзя взять женщину приступом, то нужно сделать вид, что отступил, а потом продолжить осаду. У него осечек не бывало.
Антон вышел, открыл дверцу своего «ситроена», помог женщине выйти из автомобиля. Он поцеловал ей руку и сказал, стараясь не переигрывать:
— Я буду ждать столько, сколько понадобится! И дождусь.
Интересно, что сказал бы Антон, если бы знал, что тот, «другой», как раз сейчас находится здесь? Именно потому, что любит и ревнует. Двинятин сидел в своем «пежо» на расстоянии нескольких метров, их машины разделяла лишь детская площадка. Он видел, как артист поцеловал руку его женщине, и слышал каждое сказанное слово. Когда Вера зашла в квартиру, он помедлил и поехал к своей маме, на Лесной массив, по пути каждую минуту останавливаясь и колеблясь, не вернуться ли назад и не устроить ли выяснение отношений…
Вера потрепала Пая за длинные уши, погладила гладкий его лоб, которым он уткнулся в ее колени, и с облегчением вздохнула. Под напором Антона ей пришлось поставить своего рода психологический заслон. Чтобы не вдумываться в слова, не чувствовать его эмоций — вообще не быть на его волне.
Но скоро она об этом пожалеет.
10 ИЗ КОНФИДЕНЦИАЛЬНЫХ ИСТОЧНИКОВ
