— Дело уголовное, — говорит. — Так?
— Так! — подтверждаем.
— А в уголовном деле, — говорит, — самодеятельность — как что?
И мы спрашиваем:
— Как что?
— Как дырка в скафандре!
— Ладно! — говорю. — Не пыли в космосе! Летать будет трудно!.. Ты против, что ли?
Васька руку вытянул, пальцы растопырил и стал их загибать по одному:
— Где дежурить — не знаем! Когда дежурить — не знаем! Сколько их в группе — не знаем! Что делает Борис Борисович — не знаем! Но… все это можно узнать! — Он сжал кулак — пальцы кончились. — Пошли звонить Борису Борисовичу. Он наш самодеятельный энтузиазм использовать сумеет.
— А куда звонить? — спрашиваю. — У тебя есть его телефон?
— У меня не такие тесные связи с милицией, как у вас… Но это не важно! Пошли тогда к тому дежурному, который брал у вас отпечатки пальцев.
— Какие отпечатки? — возмутился Бун. — Не было такого!
А Васька хохочет.
— Не было? — спрашивает. — Тем лучше! Пошли — он скажет, как найти Бориса Борисовича…
Что ни говорите, а в любом деле вожак нужен! Кто без разбора выбирает председателя или даже звеньевого, тот просто недоумок! Это все равно, что в поход идти и глаза завязать на старте. И выбирать надо не середнячка, который и отнекаться от должности не умеет, не тихоню и не крикуна, а такого, которого, как дед говорил, можно брать с собой в снайперскую засаду. Туда не всякий подойдет. Дураку там мигом голову продырявят. Тихоня пролежит весь день: себя не покажет и сам никого не увидит. А крикун беду на обоих накаркает — под чужую пулю подведет…
Конечно, тогда война была. Сейчас все не так остро получается. По мелочам больше, но и в мелочах характер проявляется. Разве Борька, например, Шилов пошел бы с нами в милицию? Да ни за что? Стал бы нас отговаривать или побежал бы к Галине Аркадьевне советоваться, чтобы самому ничего не решать. А Васька Лобов идет, хотя и знает, что теперь отвечать за нашу выдумку придется ему: он — председатель, а мы — рядовые.
Дошли до отделения, и как-то так вышло, что мы с Буном поотстали от Васьки. Не намного: на шаг, на полтора, но отстали. Буна я понимаю: он смелый, но застенчивый. В лес ночью один — пожалуйста! А войти в чужую дверь — этого он не любит.
Ну а я не полез вперед из-за языка. Боюсь отношение испортить. Меня спросят не очень вежливо, а я брякну такое, что выгонят нас и никакого телефона к Борису Борисовичу не дадут.
В общем, Васька первый у дверей милиции оказался. Оглянулся на нас и наверняка понял, почему мы сзади очутились. Он же нас тоже не первый год знает.
— Шире ноздри! — говорит. — Вы хоть покажите, где там эта комната с дежурным. Направо или налево?
— Прямо! — отвечаю.
Так мы и вошли в комнату с барьером. Васька впереди. А за столом совсем не тот дежурный сидит. Телефонную трубку плечом к уху прижимает и записывает что-то шариковой ручкой. Мы думали подождать, но он так на нас взглянул, что ждать стало неудобно.
— Мы хотели бы, — говорит Васька, — про Бориса Борисовича узнать. Мы его ученики…
— Вторая направо! — сказал дежурный, прикрыв трубку ладонью.
Васька поблагодарил его, и мы выкатились в коридор.
— Неужели, — спрашивает Бун, — ему тут целую комнату дали?
— Ничего особенного! — отвечает Васька. — Он же ваше дело расследует, потому здесь и работает поблизости.
Дверь во вторую направо комнату была приоткрыта. Васька заглянул туда, раскрыл дверь пошире, и мы вошли.
Борис Борисович читал какую-то здорово потрепанную книжонку.
Я выдвинулся вперед и взял инициативу в свои руки. Не кому-нибудь, а мне надо извиниться за вчерашнее.
— Здравствуйте, Борис Борисович! — говорю, а моя рука сама на книгу потрепанную показывает и язык сам спрашивает: — Опять детектив?
Бун коленкой мне сзади поддал, а Борис Борисович молча показал обложку — кодекс какой-то. Скрутил я себя в узел и заставил говорить как надо.
— Я, Борис Борисович, не про то хотел… Я хотел извиниться за вчерашнее…
— Зачем дважды извиняться?
— Почему дважды? Я в первый раз…
— Неправда! — говорит Борис Борисович. — Ты еще вчера все понял, а сегодня утром проснулся и извинился!
Удивил он меня. Психолог какой!
— Вы что, — спрашиваю, — под кроватью у меня сидели? Только все равно бы ничего не услышали: я сам с собой не разговариваю. Не дошел еще до этого!
Борис Борисович ухватился рукой за белый подбородок и как-то снизу и сбоку посмотрел на меня.
— Знаете что, гражданин Данилов?
— Что?
— Вы памятью своей хвастались: и зверская она у вас, и как бритва… Память действительно хорошая, но язык!.. Вот это настоящая бритва — из углеродистой стали!
— Из нержавейки! — говорю.
Васька понял, что самому мне никак не остановиться. Он плечом оттеснил меня от Бориса Борисовича.
— Помолчи, нержавейка! Борис Борисович! Данилов не только с извинением пришел. Они с Буном еще и план один придумали!
— Какой план? — заинтересовался Борис Борисович.
— Как вам помочь с этими… как их?
— С мембранщиками! — подсказал я.
— Ну и как же? — спрашивает Борис Борисович.
Васька рассказал все очень толково. Особенно напирал он на арифметику.
— У нас, — говорит, — десять ребят. Стоит каждая пара одного средненького милиционера? Стоит! Мы, выходит, пятерых милиционеров в ваше распоряжение откомандировываем!
Борис Борисович рассмеялся.
— Ты, Вася, цифрами увлекся!.. Даже из…
Он задумался — прикидывал что-то в голове, но я ему не дал продолжить.
— Мысль, — говорю, — повторенная, сами знаете, что это такое!
— А что я хотел сказать? — спрашивает Борис Борисович.
— Что-нибудь вроде: из миллиона блох и одну лошадь не соберешь?
— Верно! — признался Борис Борисович.
— А вот и не верно! — возразил я. — Тысяча деревьев — это уже роща. А миллион камней — это настоящий Казбек!
Борис Борисович руки поднял.
— Сдаюсь! — говорит. — В диспуте Данилов непобедим!.. А за помощь — спасибо, ребята. Я подумаю, как воспользоваться вашим предложением. Только не в этот раз и не в этой операции.
— Значит, — спрашиваю, — операция будет все-таки?
Борис Борисович замялся. Пожалел, наверно, что сказал про операцию. Пока он думал, как ответить, в комнату вошел тот майор — толстый, как Жаботинский, и хмурый по-прежнему. Кивнул на нас головой, глаза под брови запрятал и спрашивает:
— По тому делу?
