Помыкевич.
Ч-ч-честное слово, мы о тебе ни слова.

Помыкевичева.
Честное слово адвоката? Вы даже перед женой не можете забыть, что вы адвокат.

Помыкевич.
Милена, я о тебе самого луч-ч-шего мне­ ния. Я ведь тебя знаю, очень хорошо знаю...

Помыкевичева.
Что же ты знаешь обо мне?

Помыкевич.
Ч-ч-что твоя любовь ко мне...

Помыкевичева.
Ну и самоуверены вы, доктор. Вы полагаете, что ваша адвокатская особа может зародить в душе культурной отзывчивой женщины чувство любви?

Помыкевич.
В таком случае пусть она сохранит по крайней мере уважение ко мне!

Помыкевичева.
И этого вам вполне достаточно, до­ рогой доктор? После этого вы еще будете удивляться, если я стану искать развлечения в обществе культурного, идейного человека?

Помыкевич.
Это ты, Милена, про Дзуня?

Помыкевичева.
А хотя бы...

Помыкевич.
Тогда лучше ищи этого развлечения в обществе Рыпця или Пыпця!

Помыкевичева.
Опять ваша ревность! И как вам дале­ ко, доктор, до этого Дзуня, как вам далеко, доктор! Если бы у вас хотя бы крупица той амбиции, что у него, вы бы давно уже были депутатом.

Помыкевич.
Депутатом? И с тобой Дзуня говорил об этом?

Помыкевичева.
Могу ему только быть благодарной за то, что, уважая и сочувствуя мне, иногда он думает и о тебе!

Помыкевич.
Ах, какой рыцарь благородный! Интересно все же: только ли с тобой он думает обо мне?

Помыкевичева.
А вы полагали?

Пауза.

Нет слов, которыми можно было бы выразить всю глубину презрения к такому, как вы, толстокожему человеку. Меня бес­конечно удивляет, что вам удалось найти особу, которая за плохонькие чулочки...

Помыкевич.
К ч-ч-ч-ч...

Вбегает с правой стороны
Рыпця;
высокий, волосы проволокой, глаза бегающие, галстук пестрой бабочкой.

ч-ч-чему?..

Рыпця.
На защиту обиженной женщины, о которой уже Бебель в своем гениальном...

Входит
Пыпця;
низкого роста, голова мышиная, ноги куриные.

Пыпця.
Дорогой товарищ и приятель! Никак нельзя таким невыдержанным способом подходить к общественным явлениям. Вот! Никаких там гениальностей не может быть, и ваш подход к решению вопроса по существу романтический, оппортунисти­ческий. Так же нельзя... Романтик вы опасный, дорогой товарищ и приятель! Вот!

Рыпця.
Позвольте, товарищ! Насколько я себе припоми­наю, президент украинского государства Петровский на заседа­нии украинского парламента двадцать пятого апреля тысяча девятьсот двадцать четвертого года заявил: «Если
бы...»

Пыпця. Какую вы чепуху несете, дорогой товарищ и приятель! Что значит это «если бы»? Не мог товарищ Петровский этого сказать, ибо «если бы» марксисту нельзя никак применять. Вот! Нет никакого «если бы», слово это романтическое, оппорту­нистическое, невыдержанное. Никак вам, дорогой товарищ и приятель, и шагу нельзя ступить, чтобы не попасть в сугубо романтический уклон. Вот! А то как было, когда я четыре года в тюрьме сидел...

Помыкевичева.
Господин Пыпця не в худшей ли, чем я теперь, тюрьме?

Рыпця. Милостивая госпожа, мы сочувствуем и...

Помыкевич.
Ч-ч-что?

Рыпця. И протестуем...

Помыкевичева.
Оставьте, господа редакторы! Каждый культурный человек независимо от убеждений может тут только презрительно пожать плечами.

Рыпця и Пыпця с презрением пожимают плечами.

Прошу ко мне, господа редакторы!

Помыкевичева и Рыпця выходят.

Пыпця.
Каждый культурный человек независимо от социального происхождения...

Помыкевич.
Кикимора!

Пауза.

Пыпця.
Рр-романтик!
(Выбегает.)

Помыкевич
(стал перед трезубцем).
Боже великий, единый...

Звонок телефона.

Алло! Секретариат партии Национального освобождения? Да! Мое почтение и уважение! Кто? Господин меценат Громицкий? Мое почтение! С уважением, господин сенатор! Горячо благода­рю! Моя женушка? Благодарю. Как нельзя лучше, как нельзя лучше, господин сенатор. Пожалуйста. Благодарю. Действитель­но неоценимая жена и общественница. Митинг? Где? В Гори- славе? Ага, да, завтра. Да, мне говорил о нем отец Румега. Хорошо, господин сенатор, мой конципиент опять поедет. Да, действительно талантливый и энергичный человек. Конечно, не может быть сомнений в том, что среди нашей нации немало таких сынов, господин сенатор. Пожалуйста. Новые зверства красных? Несчастные сорок миллионов! Что вы? Из детей мыло? А как, господин сенатор, режут спервоначалу или душат? Живьем варят! Вот как... Ох, какой ужас!.. И, наверное, украинские дети?.. Я так и думал — грязная работа Москвы. Что, извините?.. Ну, еще бы перед всем культурным миром. Да, немедленно. В воскресенье у нас большой обед, вот и запротестуем. Сам отредактирую. Очень хорошо, разумеется, обязанность. Нацио­нальная обязанность. Очень прошу.

Входит
Леся.

С уважением, мое почтение, приятного аппетита.
(Лесе.)
Вы ч-что-то засиделись в суде, моя дорогая.

Леся.
Меня встретил господин меценат Головастик, и я не могла так скоро с ним расстаться.

Помыкевич.
О ч-чем же вы разговаривали с ним?

Леся.
Он спрашивал о моем здоровье, а также о том, как живете вы и пани.

Помыкевич.
Благодарю. И еще о чем?

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату