Помыкевич.
Шуян, мой конципиент.
Дзуня.
Доктор Шуян. Кандидат в адвокаты.
Румега.
Ах, припоминаю. Значит, вы господин...
Помыкевич.
Шуян.
Дзуня.
Доктор Шуян...
Румега.
Вы вспомнили о моем здоровье. Неужели оно вам кажется безнадежным?
Дзуня.
Нет, нет, я не сказал бы... Тем более что я не врач, отец.
Румега.
А вы скажите, как человек беспристрастный, тем ценнее будет ваше мнение.
Дзуня.
Что же, отец, выглядите вы не совсем хорошо.
Румега.
Вы хотели сказать: совсем плохо?
Помыкевич.
Я б, всеч-честнейший...
Дзуня.
Да, я хотел сказать: совсем плохо.
Румега.
То-то же! А вы всмотритесь хорошенько — не видите ли вот здесь, подле носа, два зеленых пятна?
Дзуня.
Где, отец?
Помыкевич.
Где, всечестнейший...
Румега.
Вот здесь и вот здесь. Неужели не видите?
Помыкевич.
Нет, я ничего не вижу... никаких пятен...
Румега.
Вы даже очень добры. Но присмотритесь хорошенько, вот здесь, господин...
Помыкевич.
Шуян.
Румега.
Вот здесь, небольшое пятнышко цвета заплесневелых огурцов. Вот! Ну что, увидели?
Дзуня.
Есть. Вот они! Два маленьких зеленых?
Румега.
Да, да, как две копейки.
Дзуня.
Цвета заплесневелых огурцов?
Румега. Ну да, таких, которые изнутри уже начали подгнивать.
Дзуня.
Они, они самые, отец! Только хорошенько при смотреться надо!
Румега. На вид они ничего. Словно бы пюре из шпината ел, а в действительности из тех пятен смерть высматривает.
Помыкевич.
Смерть?
Румега. Это, господа, самый верный признак медленного разложения организма, хоть как бы врачи не возражали.
Помыкевич.
А может, все-таки еще не совсем худо, всечестнейший отче!
Румега. Я, меценат, совсем уже примирился с мыслью о близкой кончине, особенно после того памятного праздника, когда после третьего цыпленка что-то со мной стряслось...
Помыкевич.
Словно бы струна лопнула в желудке...
Румега. Да-да! Словно бы струна лопнула в желудке!.. С той поры только ступлю левой ногой, кажется, словно бы вода в боку, ступлю правой, так под кожей от бедра до ребер что-то словно...
Помыкевич.
Точно муха ползает.
Румега. Да-да, словно огромная муха ползает. С того времени я сам себя не узнаю. А знаете, господа, что со мной случилось в этом месяце? Я забыл... а ну, что, по-вашему, я мог забыть?
Помыкевич.
Сделать хороший поступок.
Румега.
Нет, не то, меценат.
Дзуня.
Отслужить молебен.
Румега. Нечто большее. Я забыл в этом месяце о диете и не поехал в Варшаву.
П о м ы к с в и ч. Как это? Так и забыли?
Румега.
Так просто и забыл.
Дзуня.
При острой заболеваемости печени это очень часто бывает.
Румега.
И вот теперь я одной ногой на том свете, последний из рода Румегов...
Помыкевич.
Это — это очень трагично — быть последним в роду Румегов...
Румега.
Умру, господа, а жизнь останется после меня как одна большая мука. Шагну левой ногой...
Дзуня.
В самом ли деле, отец, жизнь такая мука? Мне кажется, панна Леся первая не согласится с этим...
Помыкевич.
Ясно, что нет. Разве вы, всеч-честнейший, не знаете еще нашей помощницы, панны Леси?
Румега. Нет, к сожалению. До сих пор не имел удовольствия. Я... я... я весь...
Дзуня.
Вы, отец, себе не представляете, какая искренняя, жизнерадостная и трудолюбивая наша панна Леся. Придет время, и такая девушка всей душой послужит украинскому обществу.
Помыкевич.
Конечно, панна Леся в своем роде уникум...
Леся.
Господин меценат...
Помыкевич.
А какая она скромная, всечестнейший отче!
Дзуня.
Скромная украинская девушка с нежным сердцем, с душой спартанки. Утешение и помощь всем ослабевшим, изверившимся и одиноким.
Помыкевич.
Утешение и забава всем больным желч...
Дзуня.
Всем тем, у кого и... струны лопаются в сердце...
Леся.
Господин Дзуня... зачем вы?..
Дзуня.
Вы вполне заслужили этого, панна Леся.
Румега. Очаровательная панна Леся!..
Пауза.
А я забыл, зачем пришел к вам.
