Об этом нельзя забывать:Рассказы, очерки, памфлеты, пьесы

заговорят!

Незаметно между ними становится

Пыпця.

Лицо у него перевязано платком, а под мышкой тыква. Помыкевичева, не замечая его, вытирает платочком глаза.

Пыпця

(жалобно).

«Никак вот так не можно, дорогие това­рищи и приятели», говорю я ему...

Все.

А!..

Пыпця. «Никак

вот так не можно...»

Все.

Пыпця!..

Пыпця.

За то, что душу свою клал, что одним фронтом воевал!..

Помыкевичева.

Господин Пыпця, неужели вы еще живете?

Помыкевич.

Мы уже думали вече созвать, пане Пыпця!

Дзуня.

Вече с вашим трупом, пане Пыпця!

Румега.

Может быть, он все-таки еще умрет до воскре­ сенья, панство...

Пыпця.

А кто же тогда, по-вашему, дорогие товарищи и приятели, национальное шумивско-троцкистское «Кровавое за­рево» издавал бы?

Помыкевичева.

После такого факта моя совесть не позволила бы мне сотрудничать в органе, который...

Рыпця.

Который, по-моему, не смеет больше называться кровавым, ибо на нем тогда была бы кровь нашего Пыпця, кроме тысячи тысяч Пыпцев.

Дзуня.

Думаю, что в интересах дела и самих господ редак­торов лучше назвать журнал «Желтоблакитное зарево».

Помыкевич.

Тем паче, что это дало бы ему поддержку со стороны всего известного украинства во главе с отцом Руме- гою, как меценатом родного искусства.

Помыкевичева.

Журнал займется заслугами идейных руководителей нации...

Рыпця.

И будет иллюстрированным, отец депутат!

Румега.

Можете быть уверены, господа, в моей под­ держке.

Рыпця.

Неужели же вы не слышите, товарищ Пыпця?

Пыпця.

Слышу и вижу, дорогой товарищ и приятель, вижу, что даром боролся я, даром столько лет выдерживал линию. По­пался Пыпця, наконец, Пыпця — жертва сионистских прото­колов!..

Рыпця.

Я тоже, товарищ Пыпця, боролся, я тоже изо всех сил поддерживал линию и сегодня, когда убедился, что только в единстве украинской нации гарантия отпора врагам, которые распинают нашу родину-мать... московские большевики... Я взы­ваю громко: «Желтоблакитное зарево» пусть живет!

Все поют «Ще не вмерла...» Пыпця кладет тыкву перед Помыкевичевой, после чего все выходят в столовую.

Пыпця.

Кажется, и мы пели, товарищ Рыпця...

Рыпця.

Только свои ж и слышали, товарищ Пыпця!..

Пыпця.

Вот счастье, товарищ Рыпця!..

Выходит.

1930

«ПОД ЗОЛОТЫМ ОРЛОМ»

Драма в четырех действиях

Действующие лица

Андрей Макаров,

30 лет.

Анна Робчук,

23 лет.

Норма Фан

с

и, 25 лет.

Эдвин Бентли —

лейтенант, 26 лет.

Петерсон —

майор, 50 лет.

Боб Фобер —

сержант военной полиции, 30 лет.

Аркадий Белин,

46 лет.

Цупович, 42 лет.

Фрау Миль

х, 50 лет.

Дуда,

23 лет.

Мальцев,

24 лет.

Том —

солдат, 27 лет.

Бой.

Действие происходит в одном из небольших городов Западной Германии.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Трактир фрау Бригитты Мильх «Под золотым орлом». Слева — двойные стеклянные двери и заколоченное окно. В глубине — ступеньки, ведущие в квартиру фрау Мильх. Справа музыкальный ящик вроде ор­гана. Посреди несколько круглых столиков, за ними стойка с пустыми бутылками и касса-автомат. Стулья в народном баварском стиле. На стенках несколько жестяных реклам баварских пивоваренных заводов и деревянные часы с кукушкой. Во всем чувствуется запустение, несмотря на то, что в трактире люди. Со столов и стульев местами стерся лак. Двух­ламповый канделябр, помнящий времена газового освещения, покачива­ется каждый раз, когда открываются двери на улицу. Около дверей теле­фон. За столами сидят молодые люди в американской военной форме, перекрашенной в темно-синий цвет, без знаков отличия: играют в карты и домино. Время от времени доносятся выкрики: «Пас!», «Плати!». За одним из столиков —

Цупович (лысый

блондин небольшого роста, с бородкой «буланже»). Он читает немецкую газету. На столе две кружки з недопитым темным пивом. Из-под стола выглядывает небольшой чемо­дан. Перед стойкой Белин