боковую. В правом нижнем углу желтой квитанции стояла подпись. Там расписывается ответственный исполнитель, удостоверяя, что искорган возвращен союзу, клиент полностью оплатил свой долг, и счет с этого момента считается закрытым.
Мне хватило доли секунды, чтобы узнать почерк: я сотни раз выводил рядом собственную фамилию.
Я меньше всего хотел повстречаться с этим человеком, имеющим больше всего шансов меня найти.
Это была подпись Джейка Фрейволда.
XII
Однажды вечером, когда я еще был женат на Мэри-Эллен, Джейк зашел на ужин. После сложного заказа – изъятие целой респираторной системы, включая оба легких, – я пригласил его в гости, не спросив супругу. Мы с Мэри-Эллен пребывали на стадии медового месяца, поэтому она не стала устраивать сцену, когда я нарисовался с приятелем.
– Ну, Джейка ты помнишь, – начал я, пропуская его в дверь, отчего-то засомневавшись, знакомы ли они вообще. – Он мой товарищ по работе… – Я хотел сказать, что знаю Джейка с раннего детства и мы вместе служили в Африке с первого до последнего дня, но вспомнил, что военную тему в присутствии Мэри-Эллен лучше не поднимать, поэтому закончил так: – и до этого.
– Конечно, – кивнула она. Может, притворялась. В армии ей ставили бы высшие баллы за маскировку. – Входите. Я сейчас принесу третий прибор.
Обед получился светским раутом, полным отвлеченных разговоров о фильмах, политике, религии и прочих нейтральных тем, но за кофе с десертом кто-то бросил спичку на фабрике фейерверков. Джейк завел речь о работе, о клиенте, у которого недавно изъял мочевой пузырь, и Мэри-Эллен завелась с пол- оборота, осыпая Джейка градом словесных ударов и временами нанося хук с разворота:
– И вам не стыдно убивать людей?
– Как вы можете приходить домой и спокойно спать ночью?
– И долго вы потом отмываетесь под душем от крови?
– Где ж ваше чувство приличия?
– Человек вы или нет после всего этого?
Больше я гостей домой не приводил.
Но Джейк отбивал удары с ходу, отвечая на каждый вопрос Мэри-Эллен, и чем тише я становился, тем больше горячились они, устроив настоящий словесный поединок. Джейк отступал в угол, затем отталкивался и с боем прорывался к победе, но тут же начинался новый раунд. Наблюдать за ними было утомительно, и по истечении трех часов я отключился в мягком кресле, с пивом в руке, накрыв голову подушкой.
Вечером, когда Джейк ушел домой и мы остались вдвоем, я извинился перед Мэри-Эллен за то, что все вышло из-под контроля.
– Мне очень жаль, – сказал я, понимая, что больше мне не позволят привести в гости лучшего друга. – Наверное, ты его возненавидела.
Помню, она уже откинула одеяло, готовясь лечь, но тут, помедлив секунду, повернулась ко мне и ответила:
– Вовсе я его не возненавидела.
Я удивился:
– После всего, что он сказал о союзе?
– В нем есть страсть, – объяснила она, забираясь в постель и натягивая одеяло до подбородка. – Не туда направленная, к сожалению, но он горит своей работой, а это я умею уважать.
– Значит, он не вызвал у тебя отвращения? – Я хотел услышать это отчетливо, даже записать на магнитофон.
– Страсть меня никогда не отталкивала. Отвращение вызывает апатия.
«Ух ты, – подумал я, – а она начинает меняться. Может, этот брак и вправду окажется удачным?»
Только когда мы выключили свет и почти погрузились в сон, я догадался спросить:
– Слушай, а я? Моя страсть тебе нравится?
Ответа не последовало. Наверное, Мэри-Эллен уже спала.
Джейк присутствовал при рождении моего сына. Я тогда вкалывал по двадцать часов кряду, отлавливая клиентов из списка «Сто самых разыскиваемых» и вспарывая худших из неплательщиков. Когда мне позвонили, я потащился в больницу и тупо смотрел, как Мелинда выталкивает Питера в реальный мир. Пока я вытирал полотенцем ее влажный лоб, на пейджер пришли три сообщения от моих наблюдателей, обнаруживших клиентов.
Слава Богу, Джейк тоже поехал со мной в больницу. Мы спросили его, не хочет ли он быть крестным, и как только он согласился, я поручил ему заботу о новорожденном и молодой мамаше и уехал на работу. Неделя выдалась весьма и весьма напряженная.
На скромных военных похоронах Гарольда говорил только Джейк. Я никогда не умел хорошо выступать на людях, а кроме меня, лишь он знал Гарольда дольше полугода. Джейк на один день прилетел в Намибию из нового разведподразделения в Северной Африке – он по-прежнему не имел права рассказывать, чем занимался, но мы воображали себе шпионские интриги и рискованные операции, – чтобы достойно проводить товарища в последний путь. Прах собрали в маленькую керамическую урну, хотя Тиг признался – полной уверенности, что внутри оказались исключительно останки Гарольда, ни у кого нет.
– В танке было три человека, – объяснил он нам с Джейком, когда мы шли в палатку, наскоро превращенную в часовню. – А осталась тошнотворная каша. Пришлось собирать как попало, а потом раскладывать на три кучки.
На церемонии Джейк произнес очень трогательную речь. Он говорил о любви, чести и мужском братстве, о дисциплине, боевой выучке и знаниях, которыми Гарольд послужил своей стране.
– Я лишь хочу, – закончил он, озорно подмигнув мне, – когда придет мое время оставить цветущую, зеленую землю, чтобы меня, подобно Гарольду, окружали друзья в смерти, как было и в жизни.
– Аминь, – дружно ответил строй.
Наверное, Мелинду тоже кремировали. Питер не рассказывал мне о похоронах. Он даже не позвонил. Я точно знаю, потому что в те дни сразу хватал трубку, надеясь, что звонят с тотализатора или какой-нибудь лотереи с хорошими новостями. Последние адресованные мне слова сына были: «…в этом-то и проблема», – прежде чем он выбежал из «Снэк шэк». Дальше – тишина. Интересно, придет ли он на мои похороны? И возьмет ли вообще трубку?
Но я помню наш с Мелиндой разговор в первые годы брака. Питер еще не родился, он даже не был зачат, и мы с женой болтали после особенно неистового занятия любовью. Нам всегда нравилось поговорить в постели, пока еще не начались вечерние ток-шоу.
– Как ты думаешь, в раю есть секс? – спросила она.
Я утвердительно промычал.
– А как тебе кажется, для этого нужно иметь тело?
Я пожал плечами, переключая каналы с дистанционного пульта.
– Тело всегда нужно.
– Но не в раю, – возразила жена. – Там только души.
– Если нет тела, – начал я, – значит, нет секса. Половые органы – на теле, рты – на теле. Нет тела – нет половых органов, тогда какой смысл заниматься сексом? Да и вообще никакого смысла.
Но Мелинда не согласилась. Полулежа на подушке – упругие груди двумя холмиками выделялись под простыней, – она привстала и постучала мне по лбу. Она всегда делала это ласково – по крайней мере в то счастливое время, давая мне понять, что я олух и ничего не смыслю.
– Ты балбес! Тело просто домик для души. То, чем ты зарабатываешь на жизнь – ну, всякие искорганы, – все это вспомогательное оборудование, система поддержки того, что действительно заставляет нас поступать так, а не иначе.
Мне хочется думать, что она была права. И я бы ответил, но тут началось ток-шоу, и мы перестали волноваться за себя и начали переживать за звезд.
