— Слушай, давай вначале умывальник помоем. Покажем его Гришневичу и тогда за очки возьмёмся, — предложил Петренчик.
— А если он скажет вначале всё сделать, а потом уже докладывать? — засомневался Игорь.
— Когда скажет, тогда так и сделаем. А то знаешь, что может получиться? Пока мы будем очки чистить, кто-нибудь опять умывальник загадит — стираться будут или ещё что-нибудь в этом роде, — настаивал Петренчик.
Доводы товарища показались Игорю вполне убедительными, и он согласился.
Чтобы не замочить одежду, они сняли хэбэ и остались лишь в майках и трусах. Убирать умывальник было легко, а самое главное — не так противно, и курсанты дружно взялись за работу. Петренчик подмёл кафельный пол и принялся мыть раковины, выстроившиеся двойной шеренгой в центре умывальника. Пол оставался за Игорем. Вскоре курсанты вспотели и их майки насквозь пропитались влагой. Окно в умывальнике почти никогда не закрывалось и уже успело основательно пройтись сквозняками по мокрым спинам курсантов, пока те не догадались его закрыть.
В умывальник никто не заглядывал, но под самый конец уборки заявился каптёрщик Черногуров с явным намерением постирать своё хэбэ. Черногуров был такой же «дух», как и Игорь, но призвался в начале мая. Каптёрщик был самым старым по возрасту в пятом взводе, да, пожалуй, и в роте (если не в батальоне). Черногурову было уже двадцать шесть и из уважения к его «почтенному» возрасту его поставили каптёрщиком (кладовщиком). В каптёрке хранилось всё личное имущество как сержантов, так и курсантов (правда, у последних почти ничего не было). Черногуров идеально подошёл к своей должности — более жадного и хозяйственного каптёрщика не могли вспомнить даже старожилы роты. Курсантам Черногуров почти ничего не давал, а сержантам — лишь то, о наличии чего они знали наверняка.
Заметив в руках каптёрщика мыло и маленькую, жёсткую щётку для стирки, Петренчик недовольно заметил:
— Подождал бы ты, Черногуров — мы сейчас домоем?!
Черногуров не уступал по комплекции Петренчику, поэтому сразу же резко отрезал:
— Стану я ещё ждать! Это ваши проблемы, а мне надо стираться.
Игорь слышал, что Черногуров из Донецка, поэтому решил узнать, насколько это верно, а заодно и увлечь каптёрщика разговорами:
— Слушай, говорят, что ты из Донецка?
— Да. А что, ты тоже из Донецка?
— Нет, просто у меня там родственников очень много. А ты где там живёшь?
— Рядом с телевышками…
— У меня там дядька по отцу живёт.
— А остальные где?
— В разных местах… Кто на улице Словацкой, кто на Куйбышева. Есть на Туманяна, на Артёма, на шахте Абакумова. Даже в области есть — в Харцызске.
— Что — все по отцу?
— И по матери, и по отцу.
— А ты откуда призывался?
— Из Витебска.
— Как же это тебя в Белоруссию занесло, если все родичи у тебя в Донецке?
— Не все. Отец ведь у меня белорус, а мама — украинка. Просто родственники отца после войны на Украину переехали, а мама училась в Белоруссии и здесь же замуж за отца вышла. Так всё и перепуталось.
— Ну-у — так мы с тобой наполовину земляки, выходит?
— Выходит, что так.
Черногуров смягчился и гораздо добродушнее сказал Петренчику:
— Ладно, домывайте, если вам немного осталось. Я подожду.
Только домыли, как в умывальник зашёл Гришневич:
— Что, закончили?
— Так точно, товарищ сержант! Но пока только умывальник, — пояснил Петренчик.
— А я что, Петренчик, только умывальник сказал помыть?
— Никак нет, товарищ сержант — ещё и туалет!
— Так давайте мойте. Помоете всё — вот тогда и покажете.
Пожалев курсантов, Черногуров вмешался в разговор:
— Товарищ сержант, разрешите мне постираться?
— А я тебе что, Черногуров, стираться не даю?
— Просто сюда ещё несколько человек из нашего взвода придёт — старший сержант Дубиленко приказал. Товарищ сержант, может, вы у них умывальник примете, а то его сейчас мылом зальют?
— Ладно, Черногуров, стирайтесь. А вы на очки переходите — умывальник я вам зачёл.
Когда Гришневич ушёл, Игорь поблагодарил Черногурова:
— Спасибо. Без тебя он бы нас замучил.
— Да ладно тебе, я ведь тоже курсант, в конце концов, а не козёл какой-нибудь.
— А это, правда, что ещё кто-то стираться придёт? — спросил Игорь.
— Да вряд ли… Разве что один Рахманкулов.
— Ладно, мы пошли мыть.
— Идите, мне тоже трепаться особенно некогда — надо стираться, — согласился каптёрщик.
К большому неудовольствию курсантов их ждал пренеприятнейший сюрприз — два крайних очка были основательно загажены. Кстати, слово «очко» имеет, скорее всего, армейское происхождение, хотя нельзя полностью исключить и влияние тюремной стихии. Действительно, в армии почти никогда (за исключением некоторых госпиталей и спецпомещений для спецгенералов) не устанавливают унитазы. Причём делают это совершенно правильно. В казарменных туалетах часто случаются мелкие стычки и крупные побоища, и, будь на месте очек унитазы, их бы регулярно разбивали раз в месяц. А при нашем извечном дефиците это привело бы к выходу из строя всей системы армейских отхожих мест. Да и пользоваться очком в армейских условиях гораздо удобнее, чем унитазом.
В туалете на небольшом возвышении располагалось шесть кабинок с очками, а у противоположной стены находился выложенный плиткой, корытообразный писсуар. Происхождение слова «писсуар» для Игоря было окутано туманом. Услышав его впервые, Тищенко почему-то решил, что слово позаимствовано из французского. Но потом всё пришёл к выходу, что «писсуар» — дитя русского «писать» и французского «резервуар». Тищенко даже поделился своими фразеологическими открытиями с Петренчиком, но последний остался совершенно к этому равнодушен:
— Давай убирать, чего зря трепаться?! Раньше начнём — раньше и закончим!
— Давай, — вздохнув, согласился Игорь.
Поделив кабины так, чтобы каждому досталось по одной загаженной, курсанты принялись за работу. Игорю досталось «сержантское» очко. «Сержантское» очко было самым дальним, но зато и наиболее освещённым из-за близости к окну. Им пользовались в основном сержанты. Если какой-нибудь сержант заставал в этой кабине «духа», для последнего всё могло закончиться весьма печально. Но это опять же зависело от настроения сержанта, и в хорошем расположении духа на данную «провинность» младшие командиры смотрели сквозь пальцы.
Тищенко набрал полное ведро воды и окатил «сержантское» очко. Но дерьмо, вместо того, чтобы скрыться в канализации, неожиданно выплеснулось прямо на пол. Теперь загаженным оказался уже весь туалет. Заметив это, Петренчик выругался и растерянно спросил:
— Не можешь аккуратнее, что ли?! Теперь ещё на час работы нам прибавилось… У-у, раззява!
— Я не хотел. Нечаянно получилось. Ещё можно всё убрать… — Игорь виновато пожал плечами.
Курсантам с совком и веником пришлось лазать по всему туалету, пока нечистоты не исчезли там, где они и должны были находиться в самом начале. От всей этой возни воздух пропитался едкой, омерзительной вонью. Зажав носы, курсанты наскоро протёрли пол, смыли писсуар (предварительно повытаскивав из него при помощи веника окурки и бумагу) и с большим облегчением пошли докладывать Гришневичу.
