Глава восьмая
Журналист-сантехник
Первое письмо из дома. Гутиковский демонстрирует свои фотографии с длинной причёской. По мнению сержанта «душары» либо потеряли нюх, либо служба показалась мёдом». Петренчика и Тищенко отправляют на «чистку очек». Неожиданная помощь Черногурова. Интересно, имеет ли слово «писсуар» французское происхождение. Резняк пытается «помочь» Фуганову перепрыгнуть через коня пинком под зад. Лозицкий и Тищенко в это время делают в ленкомнате боевой листок. Мухсинов устраивает концерт. Гришневич объяснил Фуганову, кому он должен отдавать лучшие трусы и майки. Сержант поздравляет Тищенко с получением новой специальности — «журналист-сантехник».
После обеда, как обычно, принесли письма. На этот раз Тищенко наконец-то получил долгожданное письмо из дома:
«Здравствуй, сынок.
Двадцать девятого получили твоё письмо. Сразу же пишу ответ. У нас всё хорошо. Папа целыми днями пропадает на работе, я готовлю сводки в Витебск (надо будет в среду везти), а Славик с первого июля едет на две недели в спортивный лагерь. Лагерь в Бешенковичском районе. Может там не отдых, а одни тренировки будут. Но он сам захотел, так что пусть едет. Путёвка недорогая — всего восемнадцать рублей. Я, правда, всё волновалась — он ведь так и температурил до двадцать восьмого после того, как ты в армию ушёл. Тётя Оля вчера утром уехала на Оршу. Только бы билеты были, а то ей придётся на вокзале сидеть. Рядом со мной Мурик сидит, мяукает — как будто бы чувствует, что я тебе письмо в армию пишу. Он всё по вечерам в зал к дивану приходит — наверное, тебя ищет. От Серёжи письмо пришло, так я тебе его пересылаю, как ты и просил. Пиши, как там у тебя дела? Как здоровье, нос?
Мама, папа и Славик… и Мурик тоже.
В письмо был вложен ещё один конверт — от Гутовского:
«Здравствуй, Игорь.
Привет тебе с Дважды Краснознамённого Балтийского флота.
Сегодня ты ушёл служить. Теперь ты будешь жить совсем другой жизнью — жизнью военного человека. Хочу поздравить тебя с этим знаменательным днём. Я уже закончил курс молодого бойца и сейчас меня перевели на новое место службы — в город Калининград, бывшую столицу Восточной Пруссии. Город красивый — особенно старые дома и старинный замок. Я попал в комендантский взвод — буду наводить порядок в городе. Попал, как и хотел — в морскую пехоту. 23 июня я принял присягу. Ко мне приезжали матушка и Светлана. После присяги уже можно ходить в увольнение. Меня тоже отпустили. Мы гуляли по городу, катались в парке на аттракционах — всё-таки здорово на гражданке жить, только здесь это хорошо понимаешь. Пиши о себе. Как там у тебя служба идёт? Нет ли вестей от Жалейко?
Некоторое время Игорь находился под впечатлением писем и почти ничего не замечал вокруг себя. Впрочем, в таком состоянии находились многие — первые вести из дома вновь напомнили о той вольной, беззаботной жизни, о которой они ещё не успели позабыть. Тищенко прочёл каждое письмо по два раза и спрятал во внутренний карман, чтобы ещё как-нибудь почитать в свободное время.
Наконец курсанты, получившие письма, мало-помалу начали возвращаться к действительности и включаться в общую беседу. Рядом с кроватью Гутиковского собрался весь ряд, и время от времени курсанты покатывались весёлыми взрывами хохота.
— Пойдём, Тищенко, посмотрим, что там случилось, — предложил Лупьяненко.
— Пошли, — согласился Игорь.
Протиснувшись вперёд, они увидели, что Гутиковскому прислали в письме фотографии, которые сейчас переходили из рук в руки. Тищенко попросил посмотреть одну из них у стоящего рядом Доброхотова. На фотографии с гитарой в руках среди невообразимого скопления магнитофонов, проигрывателей и усилителей сидел какой-то волосатик. «Может, брат Гутиковского, вроде бы похож», — подумал Игорь и, не выдержав, спросил:
— Слушай, Гутиковский, это что — твой брат?
Гутиковский весело подмигнул остальным и ответил:
— Брат. Младший. А что — не похож?
— Да как-то не очень, хотя что-то есть…
Перехватив взглядом подмигивания, Игорь почувствовал, что его в чём-то разыгрывают, но не мог понять, в чём. Лупьяненко взял из рук Игоря фотографию, пристально посмотрел на неё несколько секунд, затем весело хлопнул Тищенко рукой по спине и сказал:
— Эх ты, да ведь это сам Гутиковский! Ты что, его не узнал?
Игорь недоумённо пожал плечами и спросил у Гутиковского:
— Так это точно ты?
— Конечно я. Неужели я так на себя не похож?
— Не похож. Если бы я тебя в городе встретил, то точно не узнал бы. Прошёл бы мимо и всё.
— Вот что с человеком армия делает! — театрально произнёс Гутиковский.
— Да, длинные у тебя были волосы, — продолжил Тищенко.
— А ты думал?! Ха! У меня знаешь, какие волосы были?! Вечно проблема с расчёсыванием.
— Зато теперь голова гладкая, как срака, — вмешался в разговор Резняк.
Все дружно засмеялись. Гутиковский провёл рукой по голове и спросил:
— Неужели? — потом выдержал паузу и неуверенно сказал: — Нет, уже не как задница — скорее наждак напоминает.
Все с интересом принялись изучать свои головы — насколько на них уже успела восстановиться «растительность». У Игоря волосы росли медленно, но из-за того, что были тонкие и мягкие, голова казалась не такой колючей, как у других. Тищенко было любопытно посмотреть и другие фотографии. Но в этот момент Петренчик и Каменев захохотали, и Каменев в шутку схватил Петренчика за нос. Петренчик погнался за Каменевым, но, зацепившись за табуретку, налетел на Игоря всей своей девяностокилограммовой массой. Игорь, словно теннисный мячик, отлетел назад и, ударившись о неизвестно откуда взявшегося Гришневича, грохнулся на пол.
Сержант уже с минуту наблюдал за курсантами и был порядком рассержен тем, что никто из них не заметил своего командира и не подал команды «Смирно!». Падение Тищенко окончательно вывело Гришневича из себя, и он заорал на испуганных и растерявшихся подчинённых:
— Вы что, душары, совсем нюх потеряли? Или служба мёдом показалась?!
Все потупили глаза на пол, и только Доброхотов не растерялся и крикнул:
— Смирно!
Тищенко вскочил по команде прямо с пола и вытянулся перед сержантом.
— Тищенко и Петренчик — чистить очки на нашей половине. К тому же умывальник и писсуар тоже должны блестеть!
— Виноват, товарищ сержант. Мы только… — залепетал Игорь.
— Заткнись, боец, когда тебя не спрашивают! На говно! Бегом! И учтите — я проверю. А остальным ровнять кровати. И если хоть на сантиметр будет криво — составите им компанию. Выполнять!
Уже ничего нельзя было изменить и Тищенко с Петренчиком отправились выполнять «задание».
