всхлипывающую.
И поднял голову в ожидании аплодисментов.
— А?
Меня окружала толпа одобрительно ухмылявшихся людей; некоторые были в военной форме. Все аплодировали и весело кричали: — Отличная работа! Примите поздравления! Продолжайте дальше!
Лиз протянула мне руку. Я ухватился за нее и с трудом поднялся. Лиз сияла. Тогда я притянул ее к себе. Если я мокрый, пусть промокнет и она. Я схватил ее и крепко поцеловал.
Я не удивился, когда она поцеловала меня в ответ, я удивился — что так крепко.
— Довольно необычная реакция, — заметила Лиз, — но это тебе помогло.
64 СМИРЕНИЕ
Вся жизнь состоит из барьеров. Любой рост — это преодоление барьеров. Это — разделительная линия, которая делает возможным все. Без нее все превратится в кашу.
… И это было странно.
Посреди умирания мы сделали перерыв на обед.
Я помню, как ел. Помню, что люди были готовы дать мне все, чего я ни пожелаю. Я мог заполучить любой десерт в этом зале.
Но я не хотел.
Странно, но еда стала мне безразлична. Происходило что-то еще…
После обеда я снова занял свое место на помосте, испытывая неопределенные эмоции, Нет, я, конечно, что-то чувствовал, но этого «чего-то» я не испытывал еще ни разу в жизни. Возможно, это умиротворенность, если только вы в это поверите.
Ведь мне предстояло умереть.
Но меня это больше не волновало.
Форман провел меня через отрицание и гнев, торг и печаль, и сейчас я достиг того состояния, которое он назвал смирением, а я — умиротворенностью.
Все очень, очень странно.
Было ли это тем, что он называл просветленностью? Как раз той штукой, которая, как он утверждал, находится по ту сторону выживания?
Впрочем, мне было все равно. Объяснения не требовалось. Я вообще не собирался думать об этом. Просто сидел, наблюдал, ощущал и переваривал все, что происходило вокруг.
Таким стало мое ощущение мира.
Прежде всего, все в нем — я подразумеваю буквально все — зачаровывало. Все соответствовало всему. Вещи казались подсвеченными своим внутренним содержанием. Все излучало свою собственную энергию. Люди — в особенности; можно было разглядеть, как они думают. Когда они говорили, ты слышал, что они подразумевали, когда ты отвечал, они оборачивались к тебе со светом в глазах и слушали то, что ты говорил. Действительно слушали.
Таким ощущался мир.
Он воспринимался связанным со всем во Вселенной, со всем сразу: Форманом, и Лиз, и небом, и травой — и даже с червями. Как удивительно! Даже с червями. Это напоминало песнь червей.
Таким чувством хотелось поделиться.
Но это было единственной неправильной вещью в мире. Ты не мог им поделиться. Не мог подарить его. Ты не мог даже рассказать о нем, иначе тебя сочли бы сумасшедшим. Не знаю почему, но эта мысль показалась мне ужасно смешной. Я потихоньку хихикал по пути из столовой в тренировочный зал.
Когда я поднялся обратно на платформу, Форман задумчиво посмотрел на меня и кивнул. Я узнал этот кивок — он подтверждал, что что-то уже произошло.
— Вы видите, да? — спросил я.
— Весь мир это видит, Джим. У тебя на лице улыбка блаженного идиота. — Он усадил меня в кресло и начал тихо говорить: — Джим, ты не похож на человека, который собирается умереть. Какой-нибудь сторонний наблюдатель, не имеющий. отношения к нашей тренировке, посмотрит на тебя и удивится, решив, что ты ненормальный, так как ты находишься на расстоянии уймы световых лет от того, что большинство людей называет нормой.
Я хочу поговорить о том, что находится по ту сторону выживания. Хочешь узнать об этом? Я кивнул. Да, пусть расскажет.
— Ты думаешь, что это — чувство радости и умиротворения, не так ли? Кивок.
— Нет. Это чувство — а я вижу, что сейчас ты ощущаешь его;. весь зал видит, то чувство — лишь малая часть того, о чем я говорю.
То, что находится по ту сторону выживания, называется служением. Пожертвованием. Ты делаешь что-то для других по одной-единственной причине — чтобы просто сделать это для них. Не думая о признательности или вознаграждении. Без всякой мысли о личной выгоде или о каких-то преимуществах.
Служение — это качество, недоступное для большинства людей на планете. Они даже не знают, что означает это слово. Многие, рассуждая о служении, подразумевают при этом то, чего ожидают от других. Они говорят о том, на что они, по их мнению, имеют право, или о том, за что, как они думают, они заплатили. Большинство людей на этой планете никогда не задумываются о службе как о чем-то, что они способны делать сами, не говоря уж об обязанности. Почему? Да потому, что большинство не слышит слова «служба» — они слышат «слуга» и считают, что быть слугой означает находиться на самой низшей ступеньке.
Я же утверждаю, что служба — это высшее состояние, что нет ничего более великого, чем служить своим собратьям. Под служением я понимаю деятельность, приносящую пользу другим, помощь им без оглядки на свои собственные интересы. И конечно, я не имею в виду отказ от всех своих обязанностей и превращение в нечто вроде монаха или послушника. Я говорю об обычной жизни, в которой вы делаете что-то не ради собственной выгоды, а для других. Я толкую о разнице между простым выполнением работы и достижением идеала.
Позволь мне привести пример. Техники, готовящие твое снаряжение перед тем, как ты уходишь на задание, обслуживают не тебя — задание. Служба — это улица с двухсторонним движением. Ты тоже можешь служить им, сделав так, чтобы они не сомневались в своей причастности к победе, чтобы они знали: ты справился, потому что твое снаряжение было в порядке. Это вселяет в них гордость.
Служба, — продолжал Форман, — начинается с понимания главной цели и преданности этой цели — прежде всего и во всем. Цель сердцевинной группы проста: конструировать будущее человечества. Ты понимаешь, какую невероятную ответственность подразумевает такая цель? Мы не будем ждать, когда наступит будущее, мы станем источником, причиной нашей собственной судьбы. Кстати, ты понимаешь, в чем шутка? Мы вынуждены верить, что человечество выживет. Выживание — часть процесса. Оно — часть всего. Но ты понимаешь, что служение — больше чем просто выживание?
