Отстранившись, я посмотрел ей в лицо и сказал: — Понимаешь, это правда. Я действительно люблю тебя. И ты приказала мне сказать об этом.
— Знаю. Мне надо винить себя.
— За что?
Она мотнула головой, и ее рыжие волосы накрыли нас обоих.
— Не обращай внимания.
— Нет, продолжай…
Она снова мотнула головой.
— На этот раз я приказываю.
Она посмотрела на меня с ехидным самодовольством.
— Ты не можешь мне приказывать. Я выше по чину.
— Ты не хочешь снять свой чин в постели?
— Зачем?
— Ну, для одной вещи… — Теперь я смотрел на нее сверху вниз. — Ты сняла мундир. Откуда я знаю, что ты полковник?
— Я трахаюсь, как полковник, — чопорно заявила она.
— Для меня это пустой звук. Я никогда не трахался с другими полковниками.
— Ты хочешь, чтобы я подождала, пока ты это сделаешь?
— Нет, я хочу, чтобы ты ответила на вопрос.
— Какой вопрос?
— Которого ты пытаешься избежать. Чего ты не хочешь говорить? Я признался, теперь твоя очередь.
Она увидела, что я не шучу, и ее глаза стали печальными.
— Я тоже люблю тебя.
— Правда?
— Угу.
У меня от изумления открылся рот. Она взяла меня за подбородок и закрыла его.
— Правда, — прошептала она.
— Я… я… — Теперь наступил мой черед волноваться. Рот снова открылся, и оттуда выскочило: — Почему?..
— Убей меня, но если бы мне требовался любовник, то, вероятно, хуже тебя не найти.
— Спасибо.
— Нет, слушай. — Она прижала палец к моим губам. — Джим, ты один из самых сердечных, самых искренних и самых преданных мужчин, которых мне доводилось встречать…
— Но?
— Никаких «но». Именно твоя искренность и преданность постоянно доставляют тебе столько несчастий. И я знаю, что хлебну с тобой горя.
— Я не просил тебя влюбляться.
— Ну и что? Я тоже не просила тебя влюбляться, однако ты влюбился. — Ее голос был печальным. — Вот к чему мы пришли.
— Ладно, не расстраивайся ты так. Я слышал, что, когда два человека влюбляются друг в друга, получается очень радостная штука.
— О да. Я просто забыла. — Она улыбнулась. — Хочешь, еще потрахаемся?
Я не мог удержаться от смеха, — Я люблю тебя и соглашусь со всем, что придет тебе в голову.
— Неужели? Могу я дать волю рукам? Она дала им волю.
— Да?
Я опустил глаза.
— Я обдумываю ответ.
Она проследила за моим взглядом.
— Мне нравится твой ответ.
— М-м, нравится?
— Я склоняюсь к этому.
— Ну, тогда я склонен поторопить события… Телефон прервал наш смех. Мы дружно выругались: — Дерьмо!
— Подожди минуту, — сказала Лиз. — Попробую дотянуться до него…
— Я буду двигаться с тобой.
— Не думаю, что у нас получится.
— Получится. Двигай свою…
— О черт. Ладно, мы пытались… — Она откатилась от меня и схватила с ночного столика телефон. — Тирелли слушает.
Ее лицо затуманилось.
— Повторите… Зачем? — спросила она с досадой. — Ладно, я буду здесь. Да, возможно, всю ночь. Спасибо. — Она выключила телефон.
— Кто это был?
— Диспетчерская. — Она не прижалась ко мне снова. Я убрал руку с ее плеча. Она вдруг стала маленькой и грустной. Вздохнув, она сказала: — Они разозлились. Я отключила свой бипер, а меня искали. — Она легла лицом ко мне, но ее глаза были где-то далеко. Она потерла нос. — Они приказали, чтобы я оставалась здесь, но не объяснили зачем.
Я ничего не ответил, просто ждал. Здесь было что-то еще.
Она похлопала меня по спине.
— Думаю, я могу. Давай? — Ее голос помягчел. — Мне кажется, мы можем что-нибудь придумать, правда?
— Как насчет того, чтобы я просто обнял тебя?
— Хорошо бы.
Мы замолчали. Все остальное было не важно. Это могло и подождать.
У нее была гладчайшая кожа.
Прикасаться к ней — наслаждение.
Я почувствовал себя юношей по имени О'Квинн, которого очень тревожило, есть ли отверстие в коже…
Спустя некоторое время я снова рассмеялся.
Лиз приподнялась на локте, другой рукой убирая волосы с лица.
— Что?
— Лимерики.
— Лимерики?
— Ага, лимерики.
Она недоуменно моргнула.
— Мне говорили, Джим, что ты ненормальный, но…
— Все правильно. Я ненормальный. Полностью затраханный. Я слышу голоса и галлюцинирую с тех пор, как три года назад на меня упал червь.
— Но тогда все сошли с ума. Это нормально, а потому не может служить оправданием. Почему лимерики?
— Сам не знаю. Я просто думаю лимериками. Она схватила мою руку и заломила назад пальцы.
— Почему сейчас?
— Ой! Хорошо, хорошо. Я вспомнил тот, что сочинил о тебе.
— Ты сочинил обо мне лимерик?
Я пожал плечами, испытывая нечто вроде смущения. — Да.
— До сих пор еще никто не посвящал мне стихи. — Лиз нагнулась и поцеловала меня.
— Мне кажется, что сначала ты должна послушать, а уж потом благодарить.
— Здравая мысль… — Ее глаза затуманились. Она подозрительно нахмурилась. — Что ж, давай
