правильно делаете!.. Столько лет человека травили, мытарили, под конец в сионисты записали... Как вы до сих пор терпели, удивляюсь?.. Да тут и вопросов нет, какой может быть вопрос!..
— Вопрос есть, — сказал я, досадуя, что затеял этот разговор. — Вопрос есть всегда, когда люди теряют родину... Родину, Юля, понимаете?..
— Родину?.. Не смешите меня...— В паузе что-то чиркнуло, должно быть, она прикурила, затянулась. — Это кому же она — родина?.. — Голос у нее стал злым, отрывистым. — Она что — вам, евреям, родина?.. Или она русским людям — родина?.. Нет, вы скажите — кому?.. Да вот я, русская баба, своему Липкину говорю: Липкин, плюнь на все — едем!.. Ты оглянись — все, кто мог, уже уехали!.. «Нет, — долдонит, — у меня дела ...» Дурень, говорю, у тебя диабет! И тебе, может быть, там жизнь продлят!..
Я повернул разговор на диабет, на известные мне целебные травки.
— Ой, — вспомнила она, — что же я все про свое... Говорите, что у вас, я Липкину передам...
Я рассказал об энциклопедии. Упомянул, что не хотел бы отдавать ее в чужие руки. И в заключение назвал цену, отчего-то сократив ее наполовину — с десяти до пяти тысяч.
— И это все?.. Вся ваша просьба?..
— Вся, вся, — подтвердил я торопливо, и веря, и не веря в удачу. — Это все, и если...
— О господи, — возмутилась Юлька, — да какой может быть разговор!.. — Она вскрикнула, бросила трубку, вернулась:
— Бегу, кажется он... Завтра Липкин вам позвонит... Или вы сами ему звякните с утра...
Я положил трубку и перевел дух.
— Надо верить в людей! — произнес я с пафосом, обращаясь к Маше. — Липкин — это по нынешним временам звучит гордо!.. Они купят у нас энциклопедию...
— За полцены... — Маша пожала плечами. Она все еще сидела на полу, посреди разложенных в кучки вещей.
— «И враги человеку домашние его», — попробовал я отшутиться. Но шутки не получилось. Да, я не умел продавать, не умел покупать, всю жизнь я занимался другими делами... И потом — на кой дьявол сдалась моя энциклопедия Липкиным?.. Если они даже возьмут ее, так только из сочувствия, из жалости!.. К черту! Ко всем чертям!..
— Успокойся, — сказал я Маше. — Не нужны нам их тысячи — ни пять, ни десять... Как-нибудь обойдемся. — Я присел на пол, притянул ее к себе и поцеловал в макушку.
— А как же энциклопедия?..
— Там будет видно...
Через полчаса зазвонил телефон. Сам не знаю почему, но я подумал, что это звонит Липкин.
И в самом деле — это был он.
Это был он, Боря Липкин... Только-только из Амстердама или откуда-то еще... Замученный диабетом... Прилетел и звонит — чуть не с порога... Как было такое не оценить!..
— Привет, привет, — забулькал в трубке напористый с легкой картавинкой басок, забулькал, поскольку вместо «п» Липкин выговаривал нечто среднее между «п» и «б». — Юлька мне про все доложила. Ну-ну... Выходит, и ты, Брут... Но пока я молчу. Надо бы встретиться, поговорить... Ты как?..
— Надо бы, — сказал я. — Только у тебя теперь сплошные саммиты, где уж там... А то заехали бы с Юлей, посидели, чайку попили...
— А что, я готов, — отозвался Липкин без промедления. — Но ты прав: до того занятый человек стал — сам себе удивляюсь... — Он рассмеялся, давая знать, что принимает мою иронию насчет саммитов... — Я чего звоню: завтрашний день у меня расписан по минутам, а послезавтра в Турцию лечу, требуется подскочить в Стамбул на пару деньков. Ну, а вернусь — тут мы и сообразим вечерочек... О’кей?..
Амстердам, Коценгаген... Теперь — Стамбул... Ну и ну... Интонация у Липкина, впрочем, была самая дружеская, словно мы не годы не видались, а какую-нибудь неделю.
Между тем опустевшие книжные стеллажи взирали на меня угрюмо, как ниши в стене колумбария. Полки с томами энциклопедии ждали своей очереди. Глядя на них, я ощущал себя не то предателем, не то палачом.
Я все-таки спросил:
— Тебе Юля объяснила, в чем дело?..
— А как же... Не тревожься, все будет, как ты хочешь.
Выходит, я зря так скверно думал о Липкине какие-то полчаса назад, не говоря уж о слухах, которые раньше до меня долетали и которым в душе я не давал должного отпора...
— Кстати, — сказал я, — энциклопедия и дочке твоей пригодится. Ведь она у тебя на филфаке, или я что-то путаю?..
— Все правильно, не путаешь. — Он помолчал, посопел в трубку. — Девка она способная, головастая, только забот с ними со всеми, сам понимаешь...
— Понимаю...
— «Понимаю!..» Что ты понимаешь?.. Ляпнул я однажды — мол, такой-то своего оболтуса в Кембридж посылает, вот наша Зинуля и загорелась... Так ведь Кембридж — это тебе не Конотоп и даже не МГУ, он та-аких денег стоит... Хотя с другой стороны Кембридж это Кембридж, верно?..
— Вы слышите, люди?.. — запела в трубку Юлька на фальшиво-«местечковый» манер. — И это родной отец?.. Он еще ду-умает, посылать ли свою единственную дочку в Кембридж?..
Слушая, как они припираются друг с другом, я начал опасаться, как бы в связи с Кембриджем Липкин не забыл об энциклопедии. Но, пожалуй, не стоило напоминать ему о ней лишний раз.
— Послушай, дорогой, — рассердился он, — мы когда с тобой встретились?.. Я не школу, не школу имею в виду...
— Не помню... Лет двадцать пять назад...
— Так вот, не двадцать пять, а двадцать семь, а если точно, так двадцать семь с половиной. И что — случалось за это время,
чтобы Липкин тебе соврал, не сдержал слова?.. — Он круто ругнулся. — Запомни: через два дня возвращаюсь из Турции, приезжаем к тебе, забираем энциклопедию — и все о’кей. Понял?.. Привет Маше! Хоп!..
В самом деле, напрасно я так настырничал с Липкиным... И он вполне справедливо врезал мне напоследок.
Двадцать восемь лет назад — Липкин был точен — в эпоху так называемой «оттепели» (какие связаны были с ней мечты, какие надежды!..) вышел мой первый роман. Страсти вокруг него клубились, кипели... Город наш, едва он появился на прилавках, тут же разделился на его яростных сторонников и столь же яростных противников, так мне, по крайней мере, казалось: по молодости я считал, что у людей нет иных забот, кроме как ходить на читательские конференции и сражаться друг с другом на диспутах. Но тема романа по тогдашним временам и вправду была живая, горячая: сталинский культ, репрессии, поиски правды...
И вот однажды — телефонный звонок. Незнакомый голос, незнакомая фамилия...
— Было бы хорошо, если бы вы заглянули к нам в редакцию. Когда?.. Да прямо сейчас.
Я не любил появляться в редакции нашей областной газеты. Она усердно боролась с «нашими идеологическими противниками» и представлялась мне гадючьим гнездом, от которого следует держаться подальше. Ничего хорошего я не ждал и на этот раз, входя в провонявший стоялым табачным дымом кабинет.
Меня встретил новый сотрудник, моих лет, невысокий, коренастый, с рано завязавшимся брюшком и короткой негнущейся шеей, отчего, должно быть, и показался мне с первого взгляда похожим на энергичного, упитанного, но несколько неуклюжего боровка, прущего напролом. Едва я вошел, как он вскочил и забегал, закружил по тесной комнате, тасуя бумаги на столе, двигая стулья и с опаской поглядывая на дверь — все сразу.
— Садитесь, — ткнул он толстым пальцем в сторону стола, за которым только что сидел сам. — И вот
