Вечер уже наступил, и Рейнеке знал, что обычно Рюстефиль в эти часы уже находился в постели. Был он, как сказано, плотником, мастером очень хорошим. Кряж дубовый лежал во дворе, припасенный к разделке,— Два основательных клина в него уже загнаны были: Трещина в целый аршин зияла в верхнем обрубе. Рейнеке-лис говорит: «Дядюшка, в этом бревнище Меду накоплено столько, что вам и не снилось! Поглубже, Сколько возможно, всуньте-ка в трещину морду. Однако Жадничать слишком не стоит, — как бы еще не стошнило». «Что ж, — оскорбился медведь, — обжора я, что ли? Напротив! Мера должна быть всегда и во всем, как известно…» Короче, Дал он себя одурачить: всунул в расщелину морду Вплоть по самые уши и всунул передние лапы. Рейнеке тут не зевал: он начал потягивать, дергать, Выдернул клинья прочь. Медведь оказался в капкане. Морду и лапы зажало, — бранись, умоляй — не поможет. Горя тут Браун хлебнул, хоть был силачом и не трусом! Вот как племянничек дядю завлек хитроумно в ловушку! Браун ревел, и рычал, и задними лапами землю Яростно рыл, и буйствовал, — плотника поднял с постели. «Что это?» — мастер подумал и вышел, топор захвативши, Чтобы не быть безоружным на случай недоброго дела. Браун тем временем в ужасе был. Защемила колода Страшно! Он рвался, метался, ревел от мучительной боли. Пытка — а все ни к чему! Он думал, что тут ему крышка! (Это же самое думал и Рейнеке, очень довольный.) Издали видя, что плотник бежит, говорит он медведю: «Как там дела у вас, Браун? Умерьтесь — и мед пощадите! Вкусно, скажите? Рюстефиль вам угощенья прибавит: После обеда он даст вам хлебнуть кой-чего на здоровье!..» Рейнеке тут же сбежал в крепость к себе, в Малепартус. Рюстефиль-плотник меж тем подоспел и, медведя увидев, Кинулся сразу в шинок, где за кружкой пивной заболтались Односельчане. «Спешите! — он закричал им. — Поймался Дурень-медведь у меня во дворе! Чистейшая правда!» Все побежали за ним, хватая что ни попало: Вилы один подцепил, другой ухватился за грабли; Третий, четвертый вскочили — бегут с топором и с мотыгой; Пятый за ними торопится, вооружившись дрекольем; Поп, а вослед ему служка с утварью богослужебной; Даже кухарка попа (фрау Ютта, варившая кашу Как-то особенно, лучше, чем все) и Ютта-кухарка, Прялку свою волоча, за которой весь день просидела,— Тоже бежала намылить медведю несчастному шкуру. Браун, в несносных мучениях, переполох тот услышал. Голову сильно рванул он — и вырвал, но по уши морду Всю ободрал и оставил и шерсть и кожу в колоде. Нет! Никто не видал столь жалкого зверя! Хлестала Кровь по ушам. Что проку, если он вытащил морду? Лапы-то все же в колоде зажаты! И тут он рванул их Резким рывком — и хоть вырвал, но окончательно спятил: Когти и шкуру с обеих лап он оставил в чурбане. Ах, это вовсе не пахло медом любимым, которым Лис обнадежил его! Путешествие кончилось плохо! Сколько же выпало горя ему и страданий! Вся морда Залита кровью, и лапы в крови; стоять он не может, Ползать не может, бежать — и подавно. А плотник — все ближе. С плотником вместе и вся толпа на него нападает: Всех обуяло желанье убить его! Даже священник Длинную жердь захватил и Брауна издали лупит. Вертится бедный туда и сюда, а толпа напирает: Те наступают с дрекольем, эти идут с топорами; Тут с кувалдой, с клещами кузнец, там — держат лопаты, Заступы. Все его били, кричали, горланили, били Так, что от страха и мук он в собственном кале катался. Все на него навалились, никто отставать не желает: Шлеппе тут был колченогий и толстоносый был Людольф — Самые злющие парни. Герольд в скрюченных пальцах Держит цеп деревянный — так и молотит! А рядом — Зять его, Кюкельрей толстый. Как эти двое лупили! Абель Квак с фрау Юттой-кухаркой трудились не меньше. Тальке, жена Лорде Квака, лоханкой хватила беднягу. Да и не только они: сюда поголовно сбежались Все и мужчины и бабы, все жаждали смерти медведя. Кюкельрей всеми командовал, знатностью чванясь, — еще бы! Фрау Виллигетруда с задворков ему приходилась Матерью. Это — известно. Отец неизвестным остался. Впрочем, был разговор, — мол, чернявый косарь этот Зандер, Малый очень бедовый (во сне) — вот он-то, пожалуй, (Так говорили) отец, мол, и есть этот самый… А камни Градом летели в несчастного Брауна. Ах, эти камни! Плотника брат подскочил, увесистой длинной дубиной Так тут медведя по черепу трахнул, — он света невзвидел, Но от чудовищной боли стал на дыбы он — и сразу Ринулся прямо на баб, а те как шарахнутся с визгом, Падают, топчут друг друга, иные бултыхнулись в воду. Место же было глубоким… Патер кричит, надрываясь: «Люди! Смотрите! Плывет фрау Ютта, кухарка, в салопе! Вот и прялка ее! Мужчины, спасайте! Поставлю Пива две бочки в награду, грехи отпустить обещаю!..» На издыханье покинув медведя, все бросились в воду — Женщин спасать и всех пятерых извлекли, слава богу! Так. А покуда крестьяне на берегу хлопотали, Браун с отчаянья бросился в воду, ревя, как безумный,
