Слушаешь — диву даешься: выходит, что он невиновен,— Сам обвинять очень многих он, собственно, более вправе! Тут наконец поднимаются верные, честные лица И, против Рейнеке выступив, снова его уличают. Ясными стали его преступленья. Свершись, правосудье! Единодушное вынес решенье совет королевский: «Рейнеке-лис осуждается на смерть! Да будет на месте Взят он и связан — и без проволочек публично повешен, Чтоб искупил он свои преступленья позорною смертью). Рейнеке сам понимал, что все его козыри биты: Не помогли ему хитрые речи! Король самолично Весь приговор огласил, и Рейнеке взят был и связан. Злостный преступник теперь уже видел конец свой позорный. Лишь только, по приговору, связанным он оказался, Засуетились враги, торопясь отвести его на смерть, А потрясенные скорбью друзья его оцепенели. Гримбарт, Мартын-обезьяна, вся клика лисовых присных Чуть не ропща отнеслась к приговору — и больше скорбела, Чем ожидалось: ведь Рейнеке был среди первых баронов, А между тем он стоял, лишенный всех званий и чести, Приговоренный к позорнейшей смерти! Ну, как же спокойно Близким на это взирать? У короля отпросившись, Все они, без исключенья, покинули двор торопливо. Все же король пожалел, что так много его покидает Рыцарей. Много у Рейнеке, значит, приспешников было, Смертью его возмущенных! Они от двора отвернулись. И обратился король к одному из своих приближенных: «Рейнеке сам негодяй, разумеется, но, коль подумать,— Многих приверженцев лиса никем при дворе не заменишь!» В это же самое время Изегрим, Браун и Гинце Заняты были преступником. Троице этой хотелось Казни позорной предать их недруга собственноручно. Вывели спешно его и погнали к лобному месту. Гинце-кот, обозленный, в пути обращается к волку: «Вспомните, сударь мой Изегрим, как в свое время старался Рейнеке (прямо из шкуры он лез), чтобы вашего брата Видеть повешенным! И ведь добился! И как, торжествуя, Вел он его! Постарайтесь же с ним расквитаться за брата! Вспомните, сударь мой, Браун, и вы, как он подло вас предал, Выдал вас Рюстефилю и всей грубой, взбешенной ораве Баб, мужиков — на побои жестокие и на увечье, И — ко всему — на позор, о котором трубят повсеместно! Будем же бдительны! Больше сплоченности! Если б сегодня Он улизнул, иль смекалкой, иль каверзой спас бы он шкуру,— Сладкого часа возмездья судьба не пошлет нам вторично. Нужно скорей рассчитаться с мерзавцем за все, что он сделал!» Волк отвечает: «Довольно болтать! Поскорее достаньте Да понадежней веревку! Не будем длить его муки!» Так вот о Рейнеке-лисе они по пути говорили. Рейнеке слушал их молча, потом, язычок развязал он: «Столь ненавидя меня, так мечтая лишить меня жизни, Даже не знаете вы, как покончить со мной! Удивляюсь! Гинце по части веревки дал бы вам точную справку: Сам на себе ведь ее испытал он, когда за мышами К патеру в дом он пришел, а ушел без большого почета. Что-то вы, Изегрим с Брауном, очень, однако, спешите Кума спровадить на тот свет. А что, если вдруг не удастся?..» В это же время король с господами придворными вместе Встал, собираясь присутствовать при совершении казни. В сопровождении свиты примкнула к ним и королева. Сзади валила толпа всех прочих — богатых и бедных,— Все насладиться хотели зрелищем лисовой смерти. Изегрим вел между тем разговоры с родными, с друзьями, Он горячо убеждал их теснее друг с другом сомкнуться, Глаз ни на миг не сводить, наблюдая за связанным лисом. Все опасались: а вдруг убежать изловчится пройдоха! Волк и жене своей тоже наказывал строго-престрого: «Помни, смотри, наблюдай и держать помоги мне прохвоста. Если теперь улизнет он, то солоно всем нам придется!» Брауна волк подстрекал: «Ведь он же вас так опозорил! Нынче вы с ним расплатиться можете, даже с лихвою… Гинце, вскарабкайтесь наверх и закрепите веревку… Браун, держите преступника, — я буду лестницу ставить. Две-три минутки еще — и мы эту сволочь прикончим!» «Ставьте-ка лестницу, — Браун ответил, — а я с ним управлюсь!..» «Как вы, однако, стараетесь, — Рейнеке им заявляет,— Ближнего вашего смерти предать! А ведь вам не мешало б Стать на защиту его, помочь, посочувствовать в горе. Я бы молил о пощаде, но вряд ли мне это поможет: Изегрим так ненавидит меня, что жене приказал он Крепче держать меня, чтобы удрать я не мог из-под петли. Прошлое вспомнить бы ей — уж, конечно бы, мне не вредила… Если же этого не избежать, я просил бы закончить Дело немедленно… Мучился так и отец мой сначала, Ну, а потом все пошло очень быстро. Покойника, правда,
