Следом за нею, догнал и сказал торопливо: «Простите, Добрая девушка! Вот я опять. Не одну лишь холстину Мать уложила в коляску, чтоб мог приодеть я нагого, Не позабыла она о съестном и напитках различных. В ящике, что позади, — того и другого немало. Я и надумал: вручу тебе и эти подарки. Так-то я лучше всего свое порученье исполню. Ты их со смыслом раздашь, а я — положившись на случай». Девушка мне отвечала: «От сердца вам обещаю Вправду порадовать ими того, кто нуждается больше». Так мне сказала она. Поспешил я к задку экипажа, Хлеба ковриги извлек, тяжелые вынул колбасы, Фляги с вином и пивом и передал девушке в руки. С радостью дал бы еще, но уже ничего не осталось. Все приношенья у ног роженицы та уложила И поспешила в деревню, а я повернул себе в город». Только Герман замолк, как вмешался в беседу аптекарь Словоохотливый: «Счастлив, кто в годы смуты, скитаний И неурядиц живет один-одинешенек в доме. Тот, в ком жена и малютки в тревоге не ищут защиты. Мне это кажется счастьем! Да я ни за что б не решился Нынче отцом называться, дрожать за жену и детишек. Верите ль: неоднократно подумывал я об отъезде, Лучшее в путь отбирал — старинные деньги и броши, Матери милой наследство, — из них ничего я не продал. Правда, со многим пришлось бы расстаться как с бременем лишним, Даже с лекарственной травкой, добытой с такими трудами. Было б и этого жаль, хоть стоит она и бесценок. Если останется в доме провизор — уйду я спокойно. Спас я наличные деньги и бренное тело, так, значит, Все спасено! Не в пример одинокому легче укрыться». «С вами, сосед, — возразил убежденно юноша Герман,— Я не согласен. Мне речи подобные дики и чужды. Тот не мужчина, кто в счастье и бедах, ниспосланных свыше, Думает лишь о себе, не стремится ни грусть, ни веселье С ближним делить и к тому побужденья не чувствует даже. Именно в наши дни я б охотно на брак согласился,— Сколько достойных девиц нуждается в мужней опоре, Сколько мужчин без жены лишено утешенья в несчастье». Молвил с улыбкой отец: «Вот это мне радостно слышать, Речью приятной такой ты родителей жаловал редко». Тут перебила отца добросердная матушка, молвив: «Правда твоя, сынок, — поступай, как мы поступили, Ибо нашли мы друг друга не в пору довольства и счастья. Узами крепкими нас злополучное время связало. Был понедельник — отлично я помню, ведь накануне Страшный случился пожар, превративший в пепел наш город Двадцать годов назад, как раз в воскресенье, как нынче. Жаркое выдалось время, и город совсем обезводнел, Шел на гулянье народ, разодетый праздника ради, Кто потянулся в корчму, кто на? поле, кто на плотину. Где-то в предместье пожар занялся, и пламя вдоль улиц Вихрем пустилось вперед, самое себя подгоняя… Житницы, полные хлебом, неза?долго снятым, пылали. Улицы сплошь погорели до самого рынка. От искры Домик отца занялся, а с ним но соседству и этот. Самую малость спасли мы; на выгоне я просидела Всю эту страшную ночь, сторожа сундуки и постели, Но под конец задремала. Когда ж провозвестница утра, Ранняя свежесть, меня, до костей проняв, разбудила, Дым я увидела, гарь да голые стены и печи. Сердце заныло от боли. Но солнце, обычного краше И лучезарней, взошло и наполнило бодростью душу. Я поспешила подняться. Меня потянуло увидеть, Что от дома осталось и живы ль цыплята, которых Так я любила. Не смейтесь, ведь разум-то был еще детский! Тою порой, как я по развалинам тлевшим бродила, Глядя на пепел и прах — на остатки от дома родного, Ты в стороне показался, чего-то ища сокрушенно: Лошадь застряла в конюшне, но только чернели средь щебня Груды дымящихся бревен; скотины же — как не бывало. Так, в нерешимости, грустно стояли мы друг против друга — Не было больше ограды, что наши дворы разделяла. За руку взял ты меня и сказал неожиданно: «Лизхен, Как ты попала сюда? Уходи! Обгорят ведь подошвы. Пепел горяч, как огонь, сапоги — и то прожигает». Ты меня поднял легко и понес по тропинке, пролегшей Вдоль по двору. Ворота? с полукруглым сводом стояли Там, как поныне стоят. Это все, что осталось от дома. Наземь меня ты поставил, целуя, а я застыдилась. Ты ж обратился ко мне с приветливой, вкрадчивой речью: «Видишь, в разоре мой дом! Останься! И новый отстроить Мне помоги! А в ответ я отцу твоему порадею». Я ничего не смекнула, покуда к батюшке тайно Мать не послал ты и сговор не кончился радостной свадьбой. И с благодарностью чистой поныне я вспоминаю Груду обугленных балок и великолепное утро, Давшие мне дорогого супруга. Первые годы Страшной разрухи совпали с младенчеством милого сына. Вот почему и хвалю широту твоих побуждений, Сын мой, что в трудные дни о невесте ты помышляешь И не чураешься брака в годину войны и разора».
