Гиббон Э. - Закат и падение Римской империи. Том 1

столько о страшной участи своего зятя, сколько о том, что эта участь была заслуженной⁵⁶).

Эти излияния бессильной ярости против умершего императора, бывшего в течение своей жизни предметом самой низкой лести ео стороны сената, обнаруживали жажду мщения хот» и основательную, но лишенную благородства. Впрочем, легальность упомянутых декретов опирались на принципы императорской конституции. Порицать, низвергать или наказывать смертно первого сановника республики, употребившего во зло вверешую ему власть, било древним и бесспорным правом римского сената⁵⁷*; но это бессильное собрание было вынуждено довольствоваться тем, что налагало на павшего тирана кары правосудии, от которых он в течение своей жизни и своего царствовали был огражден страшной силой военного деспотизма.

Пертинакс нашел более благородный способ осудить память своего предшественшаса: он выказал в ярком свете свои добродетели в противоположность порокам Коммода. В день своего восшествия на престол он передал своей жене и сыну все свое лн<шое состоянве, чтобы они не имели предлога просить милостей в ущерб государству. Он не захотел потакать тщеславию первой дарованием ей титула Август и не захотел развращать неоннтную юное» второго всеведением его в звание Цезаря. Тщательно отделяя обязанности отца от обязанностей государя, он воспитывал сына в суровой простоте, которая, не давая ему положительной надежды наследовать отцу, могла со временем сделать его достойным этой чести. На публике Пертинакс был серьезен и приветлив. Он проводил время в обществе самых достойных сенаторов (будучи частным человеком, он изучил настоящий характер каждого из них), не обнаруживая ни гордости, ни зависти, и смотрел на них как на друзей и товарищей, с которыми он разделят все опасности щш жизни тирана и вместе с которыми он желал наслаждаться безопасностью настоящего времени. Он часто приглашал их на бесцеремонные вечерние развлечения, возбуждавшие своей простотой насмешки со стороны тех, кто еще не забыл и сожалел о пышной расточительности Коммода⁵*'.

Пертинакс задал себе приятную, но грустную задачу - залечить, насколько это было возможно, раны, нанесенные рукой тирана. Еще находившиеся в живых невинные жертвы Коммода были возвращены из ссылки или освобождены из тюремного заключения; нм возвратили и прежние отличиями отобранное у них имущество. Лишенные погребения трупы убитых сенаторов (ведь жестокосердие Коммода старалось проникнуть и за пределы гроба) были похоронены в их фа-мимяи склепах; чес» их имеаи была восстановлена, и было {дгяаип- все, что можно, чтобы утешить их риорешше и погруженные а скорбь семьи. Между эта утешениями самым приятным для всех было наказание доносчиков, этих <«»ягимг врагов и государя, и добродетели, и отечества. Но даже в преследовании этих опиравшихся на букву закона убийц Пертинакс выказал твердость своего характера, пред-оставив их судьбу правосудию и совершенно устранив влияние народных предрассудков и народной жажды мщения.

Государственные фннангы требовали самых тщательных забот со стороны императора. Несмотря на всевозможные беззакония и вымогательства, совершавшиеся с целыо наполнять императорскую казну имуществом подданных, хищничество Коммода не могло досшгауть одного уровня с безрассудством его трат, так что после его смерти в казначействе оказалось только тысяч восемь ф. ст.* как на текущие расходы управления, так и на щедрые подарки, обещанные новым императором преторианской гвардии. Но и при таком стеснительном положении Пертинакс имел достаточно великодушия и твердости, чтобы отменить все обременительные налога, придуманные Коммодом, и прекратить все несправедливые взыскания в пользу казначейства. В изданном от имени сената декрете он объявил, что предпочитает честно управлять бедной республикой, нежели приобретать богатства путем тирании и бесчестия. Он считал бережливость и трудолюбие самыми чистыми и естественными источниками богатства и в скором времени извлек из них обильные средства для удовлетворения государственных нужд. Дворцовые расходы были немедленно сокращены наполовину. Пертинакс приказал продать с публичного торга*” все предметы роскоши, как-то: золотую и серебряную посуду, колесницы особой конструкции, излишние шелковые и вышитые одежды и множество красивых рабов и рабынь, сделав в этом последнем случае только одно внушенное человеколюбием исключение в пользу тех рабов, которые, родившись свободными, были отняты силой у своих родителей. Заставляя недостойных любимцев тирана возвращать часть незаконно приобретенных богатств, он в то же время удовлетворял справедливые требования государственных кредиторов и выплачивал за честные заслуга те суммы, которые долго оставались в долгу за казначейством. Он отменил стеснительные ограничения, надожеинме на торговлю, и раздал все невозделанные земли в Италии и в провинциях тем, кто хотел нх обрабатывать, освободна нх на десять лет от всяких налогов**.

Этот благоразумный образ действий доставил Пертннаксу самую благородную для государя награду - лобок н уважение его народа. Те, кто сохранили воспоминание о добродетелях Марка Аврелия, с удовольствием замена» в новом императоре черты этого блестящего образца и льстили себя надеждой, что еще долю будут наслаждаться благотворным влиянием его упрамеии. Но итми торопливость, с которой Пертинакс старался уничтожат» злоупотребления, и недостаток той осмотрительности, которой можно бы было ожидать и от его лет, н от его опытности, оказались табельными н для кто самого, и для его отечества. Его честная неосмотрительность восстановила против него ту раболепную толпу, которая находила в общественной неурядице свою личную выгоду я предпочитала неумолимой справедливости законов милости тирана*²⁴'.

Среди всеобщей радости мрачный и гневный вид преторианской гвардии обнаружюал ее тайное неудовольствие. Она неохотно подчинилась Перпшаксу, так как она боялась строгостей прежней дисцншвны, которую он хотел восстановить, и сожалела о своеволия, которому предавалась в предшествовавшее царствование. Ее неудовольствие втайне поддерживалось ее префектам Лэтам, слишком поздно заметившим, что новый император готов награждать за службу, но не позволит управлять собою фавориту. В третий день царствования Пертинакса солдаты захватили ороп сенатора с целью отвезти его в свой лагерь и провозгласить императором. Вместо того чтобы прельститься такой «йеной честью, испуганная жертва преторианцев спаслась от нх насилий н нашла себе убежище у ног императора.

Вскоре после того один из выбиравшихся на год консулов, Сознй Фалько, - отважный юноша**', принадлежавший к древнему и богатому роду, - увлеченный честолюбием, воспользовался отъездом Пертинакса на короткое время из Рима, чтобы составить заговор, который был подавлен благодаря поспешному возвращению императора в столицу и его энергичному образу действий. Фалько был бы приговорен, как общественный враг, к смертной казни, если бы его не гтгпп настоятельное и чистосердечное заступничество оскорбленного императора, который упросил сенат не допустить, чтобы чистота его царствования была запятнана кр^и.и даже виновного сенатора.

Эти обманутые ожидания только усиливали раздражение преторианской гвардии. 28 марта - только через восемьдесят шесть дней после смерти Коммода - в ее лагере вспыхнуло общее восстание, которого не могли или не хотели подавить военачальники. От двух- до трехсот самых отчаянных солдат, с оружием в руках и с яростью во взорах, направились около полудня к императорскому дворцу. Им отворили ворота товарищи, стоявшие на часах, и служители прежнего двора, вступившие в заговор против жизни не в меру добродетельного императора. Узнав об их приближении, Пертинакс не захотел искать спасения ни в бегстве, ни в укрывательстве, а выйдя к ним навстречу, стал доказывать им свою собственную невиновность и напоминать о святости недавно принесенной ими присяги. При виде почтенной наружности и величавой твердости своего государя они как будто устыдились своего преступного намерения и простояли несколько минут в безмолвной нерешительности, но отсутствие всякой надежды на помилование снова возбудило в них ярость, и один варвар, родом из Тонгра^М), нанес первый удар Перти-наксу, который тотчас вслед за тем пал от множества смертельных ран. Его голова, отрезанная от туловища и воткнутая на пику, была с триумфом отнесена в лагерь преторианцев на глазах опечаленного и негодующего народа, оплакивавшего незаслуженную гибель отличного государя и скоропреходящие благодеяния такого царствования, воспоминания о котором могли только усилить горечь предстоявших бедствий⁶⁵}

усыновления и товарищем по управлению. У Марка не было другого брата. - Венк)

4) Faustinam satis constat apud Cajetam. condltlones slbl et nautlcas et gladiatorias, eleglsse (Ист. эпохи Цезарей, стр. 30). Лампридий объясняет, каких достоинств искала Фаустина и какие она устанавливала