квота и если уж брать беженцев, то с пользой для Германии, а не всякую шушеру. Чуть не изнасиловали… Немного беременна… Что за чушь?.. Вот ваш обходной лист, перерыв на полчаса, а потом прочтите им обратный перевод с листа, чтобы под своими бреднями подписались.
Я спустился на перекур. Заглянул в приемную – тихая семья Савчуков стояла возле проходной и что-то пыталась втолковать привратнику. Бирбаух не понимал, чего от него хотят. Выяснилось, что мальчик очень хочет взять с собой грузовичок. Я перевел, привратник махнул рукой:
– Конечно, пусть берет, ребенок же!.. Эх!.. – И в глазах у него показалась неожиданная слеза. – Несчастные люди! По миру ходят! Бери, бери! Вот еще конфета!.. – (У него в столе всегда лежали сладости для детей, которые он, если не было детей, съедал сам в процессе дня.)
Белобрысый мальчик тихо расцвел от счастья, радостно вздохнул и, прижав к груди грузовичок с конфетой, пошел к дверям. Родители двинулись за ним.
– Далеко не уходите. Скоро протоколы читать и подписывать надо, – предупредил я их.
– Нет, нет, мы только туточки постоим, никуда не уйдем, – заверила меня мама, поворачиваясь всем корпусом и обдавая волной пота. – Спасибо за помощь!
Я вернулся в комнату переводчиков, вышел на балкон. Тихое семейство стоит у кромки дороги и смотрит на лес. Савчук-папа что-то говорит, мамка слушает. А мальчик вдруг поворачивается, видит меня и машет свободной рукой – в другой зажат заветный грузовичок. А конфета уже съедена.
Муж все знает
Дорогой друг, слышал ли ты, что где-то в Туле создана ПАА, то есть «Партия активных алкоголиков»?.. Не всяких там анонимных хлюпиков, а крепко пьющих людей, которые закладывают по идейным причинам, из принципа: «пьющий – хороший, а непьющий – плохой». Об этой партии рассказал мне тут один парень, Шаломчик (из контингента «вечных беженцев»). Раньше он жил в Туле и перед отъездом успел стать членом этой очень веселой партии, при вступлении в которую новый член ставит ведро коньяка и ящик закуски, а потом платит помесячно взносы пивом или водкой.
Сходки – регулярны и неукоснительны: если хорошая погода – на природе, плохая – по хатам (многие живут одни, жены ушли, больны, убиты или сами умерли). Время встреч деликатно не оговаривается – кто когда сможет. Много – из врачей, учителей, но много и черной кости, простого люда, однако все друг друга крепко уважают. А секретарем у них – бывший завкафедрой политеха, профессор.
И спорят, вопросы решают. До палок доходит – все, кроме заснувших, спешат высказаться. На мой осторожный вопрос, не помешал ли при вступлении его пятый пункт, Шаломчик пояснил, что да, действительно, один бывший швейцар Вася начал было вякать: «Жидов не хватало еще, их не принимать, они пьяницами никогда не были, только прикидываются. Может, это шпион из синагоги?» Но Шаломчик справками доказал, что мать у него без стакана спирта спать не ложится, отец всю жизнь по ЛТП корячится, дед с бабкой пили дуплетом, а сам Шалом с пятнадцати лет из вытрезвителей не вылезает. Ничего, пронесло, только наглый швейцар настоял, чтоб еще штрафной ящик водки со шпиона стребовать – с паршивой овцы хоть вина чуток.
В программе партии – важные пункты: не пить без закуски, соблюдать очередность тостов, не выхватывать друг у друга стаканы и бутылки, беречь тару, не мешать водку с пивом, коньяк с ликером, одеколон с клопомором. Строго запрещено пить из неопознанных бутылей и с несовершеннолетними гражданами. Не забывать отца родного и старушку-мать, не бить жен, детей, стариков, тещ и домашних животных. Стараться не дебоширить. И все в таком христианском духе.
Шаломчик был рад: «За одну встречу столько нового узнал, что за всю жизнь не услышишь!..» – и рассказал о первом заседании, на котором он успел побывать. Сходка проходила с утра до вечера под железнодорожным мостом, пока последний партиец не заснул непробудным сном под грохот товарняков. (Шаломчик называл этот мост «железнорожим».) Вначале почтили память старейшего члена партии, Матвеича, погибшего при исполнении – зачерпывая на посошок, он упал в чан со спиртом (работал сторожем в подпольном цеху). Отметили особо, что это не фатум, а Бог наказал его: ведь сказано – и в программе, и в уставе – не пить левых напитков!.. А Матвеич пил, постоянно нарушал устав. Старый член партии, многое повидал, а вот дисциплина никуда не годилась. Потом обсуждали проблему случайности, закономерности и фатализма. Новых членов представляли: доктор философии вступил, будет семинар по Фихте вести.
Напоследок сообщу, что в партии даже касса взаимопомощи есть, на случай травм, ментов и морга. Если с кем несчастье – сейчас же казначей выезжает. За бабки все неполадки устранить можно, кроме смерти, хотя в морге больше всего, оказывается, дерут – выходит опухший бальзамировщик со шлангом на шее и условия ставит: «Не дадите, ребята, на десять бутылок с закусью, так мы вашего дружка выпотрошим, а потом не газетами, как честных покойников, за которых уплочено, а какой-нибудь гадостью, гнилыми опилками, например, набьем!.. Так что думайте!..» Ну, когда такое услышишь – чего еще думать, как не дать?.. Хотя врет бальзамировщик – газетами сейчас уже никого не набивают, это раньше на рубль «Правдами» двух больших покойников нашпиговать можно было, а теперь бумага дорога, а типографская краска так плоха, что из трупа капает и другие казусы случаются. Такая вот партия. Узнай при случае, можно ли заочно в нее поступить – с умными людьми и на расстоянии пообщаться приятно.
С этим Шаломчиком и тут, в Германии, неприятная история приключилась: поймали его за пьянку за рулем, отвели к судье, тот постановил: «Лишение прав на год, штраф 2,5 тысячи евро, или на месяц в тюрьму». Ну, Шаломчик пересчитал в уме и решил идти в тюрьму, месяц перекантоваться в санаторных условиях. Пришел в тюрьму, попросился, дескать, так и так, месяц у вас отсидеть должен, вот приговор, не возражаете?.. Возражаем, отвечают, места нет, видите, на улице холодно стало, к нам люди садятся, чтобы иметь крышу и еду на зиму, так что ждать придется до весны, а там тоже неизвестно, будут ли места. Ну, плюнул Шаломчик и заплатил штраф, а то мог бы и дешевле отделаться.
А от морга, тюрьмы и сумы никто не застрахован, это точно. Вот недавно под велосипедиста угодил. Конечно, куда хуже могло быть: в турбину самолета втянуться или под рухнувшее дерево попасть. Но пронесло. Синяком отделался. Велосипедист вякает, что он, мол, по своей дорожке ехал, а я не вовремя качнулся. А какое его дело, когда я качнулся?.. Раз качаться не запрещено, значит, разрешено, тут все так. Будь он проклят, этот спортсмен!.. Дальше как ни в чем не бывало поехал, а я, под стрессом, еще полчаса у ратуши сидел. Стыдно. Тут бургомистр ходит, туристы щелкаются, свадьба шушукается: «Пьяница, мол!» – а встать не могу, тело ломит после падения. Ну, мне к мучениям не привыкать. Посидел, отдохнул, об аспирантке вспомнил – и ноги сами понесли за сорокаградусным лекарством, а потом – к ней в общежитие, Кафку и Камю обсуждать. В жизни вообще себя надо постоянно, как осла в цирке, чем-нибудь поощрять. Сделал что-то – вот тебе сахар. Удалось то-то – вот тебе морковка. Плохо только, что в конце уже за самые малые подвиги поощрение требуется: дошел от кровати до стола – вот тебе штрафной, добрался от стены к унитазу – вот тебе сто грамм за то, что акцию до конца довел…
К слову, на Западе есть даже профессия такая – «Aktionskunstler» (мастер по акциям, творец акций, художник-акцист, словом). Этим австриец Флац славен. Начал с того, что в синагоге между двумя гонгами вниз головой повесился и бритым черепом о них бился. Потом в резной стол-рококо кельтский топор вонзил. Жуткое зрелище было!.. А недавно в Берлине воздушную акцию провел: прилетел на вертолете, над толпой покружил, ободранную коровью тушу из простыни вымотал и вниз, на толпу, сбросил – война, мол, пришла. А сам, обмотавшись кровавой простыней, на тросе алым ангелом парил.
Другой швейцарец еще лучше придумал: собрал народ перед домом с закрытыми ставнями и шампанским угощал. Потом выстрелил из пистолета – ставни распахнулись, а из каждого окна по стулу выпрыгнуло!.. Эффектно!.. Или кровать в четыре сапога ставит – и она вдруг в высоту скакать начинает!.. Полные до краев чаши так ловко друг под дружкой установил, что одна – последняя – капля заставляет воду из чаши в чашу переливаться. Или придумал машину, которая конфетами швыряется: ты в зал входишь, а тебе в харю трюфели летят.
Между прочим, у нас тут недавно тоже одна акция произошла. Художник ее, правда, не планировал – сама провелась (хорошо, что без смертельного исхода). Год назад этот художник, тоже наш бывсовчел, мой приятель, на одну плодотворную идею набрел – из тонкой проволоки и алюминиевых трубок объекты мастерить. Моторчик объект вращает, проволока под светом играет, люди смотрят – любуются, а художник рад: ему за выставку деньги платят. Вот получает он заказ от мэрии – свить большую громадину и на конгрессе по техосмотру повесить. И обещают столько заплатить, что художник месяц-
