От неожиданности я так и приклеился к парте.
А длинноногая Кирпичёва помчалась по классу с криком:
— Товарищи! Вражеская секретная шифровка! Сейчас я её расшифрую!
«Чёрт её знает, эту Кирпичёву, — подумал я. — Ведь она со своей головой вдруг и верно — расшифрует!»
Тут я вскочил и бросился за ней. Догнал. Схватил за шиворот. Но в это время почему-то вспомнил про врачиху-хирурга. И зачем она мне только вспомнилась?
Стою как дурак, держу Кирпичёву за шиворот и не знаю, что с ней делать. Ударить — нельзя. Толкнуть — тоже, потом ещё рука не так срастётся. Что же можно?! Ведь я не первый полез.
— Ну, врачиха-кирпичиха! Ну, врачиха-кирпичиха! — твержу.
— Ах, ты ещё и обзываться?! — взвилась Кирпичёва. Схватила с парты чей-то учебник и по голове меня — тресть!
Тут я всё забыл. Видно, выбила она у меня из головы последние мысли. Ка-ак толкну Кирпичёву, так она и полетела на пол.
Опомнился я, бросился к ней.
— Галя, вставай, Галя, я, честное слово, не хотел…
А она ревёт:
— Ага, испугался? Уйди! Знаю я ваши честные слова, знаю. Не хотел… Ещё как хотел. Вон как коленку разбил. До крови…
— Да я же нечаянно, Галька!
— Называется нечаянно… На, забирай свою шифровку. Тут и расшифровывать нечего. Читай через одну букву и всё поймёшь.
Странные всё же девчонки. Про то, что я её толкнул, разбил коленку, Кирпичёва ничего не сказала Виринее Семёновне. А вот про «врачиху» сказала. Пожаловалась. Мол, Богданов дразнится.
Виринея Семёновна никак не могла понять, что же дразнильского в этом слове, если Кирпичёва у нас ещё не доктор и даже не круглая отличница. Но меня она всё же отчитала.
Я стоял, слушал Виринею Семёновну и кивал головой. Потому что если не кивать, она может потребовать дневник и записать.
Да, этот день у меня был потруднее вчерашнего.
Вечером папа спросил:
— Ну, Вовка, как дела?
— Ничего, — говорю.
— В полном смысле?
— В полном.
— А делишки?
— Делишки тоже.
— А как с девчонками? — вдруг спросил он.
Я растерялся. Потому что никак не думал, что он вспомнит про девчонок именно сегодня. Видно, как-то догадался. По лицу моему, что ли?.. По лицу ведь про многое можно догадаться.
— С девчонками, папа, не очень, — сказал я прямо.
— То есть?
— Толкнул я тут сегодня одну… Гальку Кирпичёву.
— За что?
— За дело.
— Не сильно, надеюсь, толкнул.
— Получилось сильно. На коленке царапина осталась.
— Ну, вот видишь. А ведь твоя Кирпичёва…
— Она не моя!
— Ну, ваша Кирпичёва. Она ведь тёзка Галины Кулаковой. Знаешь такую?
— Конечно. Олимпийская чемпионка по лыжам.
— Верно. Кто знает, может, и Кирпичёва станет лыжницей, а ты ей коленки разбиваешь…
— Не станет она лыжницей, папа! Знаешь, кем она станет?
— Кем?
— Ноной Гаприндашвили.
Папа даже присвистнул.
— С чего ты решил?
— Кирпичёва в шахматы хорошо играет. У неё голова знаешь как варит!
— Не заговаривай зубы.
— А чего заговаривать… Кирпичёва меня но голове учебником треснула. У меня даже из глаз звёздочки посыпались, вот. А я до её шахматной головы даже пальцем не дотронулся. Так только, за шиворот подержал чуть-чуть…
— Но ты Кирпичёву всё же толкнул?
— Толкну-ул.
Папа хлопнул рукой по ноге, поднялся с дивана и сердито зашагал по комнате.
— Своё, значит, получил. Ай да Кирпичёва! Видно, треснула без лишних слов.
— Нет, папа. Она сказала. Потом… Про коленку… Я слышал. «Ничего, — говорит, — до свадьбы заживёт».
Корова под куполом цирка
— Вот что, ребята, — сказала Виринея Семёновна в конце последнего урока, — через неделю готовьтесь в гости к малышам соседнего детского сада. Хорошо бы прийти к ним не с пустыми руками. Но учтите: никаких покупных подарков. Всё должно быть сделано вашими руками. Договорились?
— Ур-ра! — дружно ответили мы.
А когда наше «ура» утихло, Виринея Семёновна добавила:
— Дома на досуге поломайте головы: что и как? Можно приняться за дело вдвоём, втроём — кому как удобно. И побольше выдумки, фантазии. Ясно?
— Ясно!
— А пока до звонка осталось немного времени, повторим пройденное.
Но мы с Толькой тут же начали ломать головы. Насчёт подарков для малышей. Толька писал срочную шифровку Борьке с Вадькой, а я связывался с ними по ниточному телефону. Правда, Виринея Семёновна всё это заметила. Она сделала нам двенадцать устных замечаний. Потом велела положить на стол дневники. Мы положили. Но тут зазвенел звонок. Виринея Семёновна сказала нам:
— Возьмите свои дневники, но учтите…
Так что обсуждали мы всё как следует у Тольки дома.
Собрались в назначенный час.
— А Вадька где? — спросил Борька.
— Опаздывает. Как всегда.
— Может, без него пока?..
— Давайте.
— Кто что придумал?
— Предлагаю соорудить модель земного шара. Чтобы малышам с детства запомнились всякие дальние страны, — сказал Толька.
— Интересно! Глобус, что ли?
